"- Папа!! - воскликнула дочь с призвоном возмущения. - Ты можешь ничего для революции не делать, ...но так говорить о ней - оскорбительно! недостойно!.. Стыдно! Вся интеллигенция - за революцию!
Илья Исакович стал говорить настойчивее:
- ... Это - безответственно! Я вот поставил на юге России двести мельниц, паровых и электрических, а если "сильнее грянет буря" - сколько из них останется молоть?.. И что жевать будем?
...Соня крикнула с надрывом:
- Оттого ты и манифестировал вместе с раввином свою преданность монархии и градоначальнику, да? Как ты мог? Как тебя хватило?..
Илья Исакович погладил грудь, покрытую салфеткой:
- ... живя в этой стране, надо для себя решить однажды и уже придерживаться: ты действительно ей принадлежишь душой? Или нет?.. Если нет - можно ее разваливать, можно из нее уехать... Но если да - надо включиться в терпеливый процесс истории: работать, убеждать и понемножечку сдвигать...
... Соня кричала все, что накопилось:
- Живя в этой стране!.. Из той милости, что ты - личный почетный гражданин, а кто к образованию не пробился - пусть гниет в черте оседлости! Назвал дочку Софьей, сына Владимиром, и думаешь, тебя в русские приняли? Смешное, унизительное, рабское положение! - но хотя бы не подчеркивать своего преданного рабства!.. Какую ты Россию поддерживаешь в "беде"? Какую ты Россию собираешься строить? Патриотизм? В этой стране - патриотизм? Он сразу становится погромщиной! ...А вы у царского памятника поете "Боже, царя"?
Илья Исакович даже губы закусил, салфетка вывалилась из-под тугого воротника.
- И все равно... и все равно... Надо возвыситься... И уметь видеть в России не только "Союз Русского Народа", а...
Воздуха не хватало...
- Черная сотня! - кричала Соня... - Черной сотне ты кланяться ходил, а не родине! Мне стыдно!!"
Здесь сложность не в том, что нервной Соне стыдно. Аргументы Ильи Исаковича вполне убедительны. Сложность в том, что несмотря на вескость своих аргументов, стыдится сам Илья Исакович и потому не может сохранить спокойствие в споре. В чем же дело?
Почему сколько-то лет назад так все легко обходилось, а тут вдруг стало - невозможно? Ведь раньше и "Боже, царя" пели, и в армии служили, и даже молебны за царя отстаивали, а тут вдруг - стыд? Отчего бы это?
А - от анализа.
Если вдуматься в формулу "За Бога, Царя и Отечество", обнаружится, что это то же, что "Православие, Самодержавие и Народность", то есть - за православную церковь, русского царя-законодателя и за общее с Россией, имперское культурное отечество,
то есть русификацию. При узком понимании этой формулы сюда даже православие старообрядцев не входит, как мы видим из сцены отказа солдата-старовера перед смертью от причастия у полкового священника ("Октябрь 16-го").
Еще менее совместимы с этой формулой различные национализмы. Категорически несовместимы - иные исповедания. Наконец, невозможно представить себе лояльного еврея, который примет для себя эту формулу всерьез.
Вообще, если пытаться понимать эту формулу, неизбежно одни будут понимать ее слишком узко, а другие - слишком широко. Такие формулы создаются не для понимания, а для вдохновения и повиновения. Но если уж кого-то эта формула не вдохновляет, а у государства нет больше силы принуждения, лучше оставить его в покое и предоставить собственной судьбе.
Предки Ильи Исаковича свободно могли подпевать "Боже, царя", не вникая в смысл, полагая, что по темноте их и низкому общественному положению Бог непременно простит. Но самому просвещенному Илье Исаковичу, хотя уже и без Бога, невозможно в этот смысл не вникнуть и не поежиться, если не за себя, то за других.
В течение столетий Российская Империя (как и Римская в свое время) включала по мере роста не только наивных варваров, которые легко перенимали господствующие представления или просто мирились с фактом. Все больше твердых культурно нерастворимых групп осложняли единство Империи и создавали психологическую основу для будущего разрушительного плюрализма.
Развесив по пространству свои разноцветные координатные сети, создали они пестрый соблазняющий выбор, уловляющий человека, не целиком поглощенного собственной традицией. Сугубо национальная, православно-русская имперская формула превратилась в первую и наиболее легкую мишень для рационалистической критики. И вскоре оказалось возможным существование обширных кругов, порядочность которых уже не включала имперского патриотизма.
Из переписки А.Пушкина с П.Вяземским, например, мы узнаем, что еще в 1830 году можно было сочувствовать польскому восстанию и оставаться в высшей степени порядочным в глазах русского образованного общества. А в 1863-м в иных кругах уже нельзя было и считаться порядочным, не сочувствуя ему. Многие русские интеллигенты уже тогда оказались в положении Ильи Исаковича.