С закрытыми глазами отпила глоток. Почувствовала, как кусочки фруктов скользили по языку к горлу, и с огромным усилием заставила себя их проглотить.
Мириам снова открыла глаза и попыталась изобразить подобие благодарной улыбки, но получилось вряд ли убедительно.
Какая же чушь мне сегодня приснилась. На секунду она представила себе, как он внимательно выслушает ее, а потом примется в деталях растолковывать ее сон.
Какая же чушь мне сегодня приснилась… Мириам вдруг увидела себя сидящей на кромке бассейна и рыдающей на плече официанта, в двух с лишним тысячах километров от Амстердама. И потому просто молча подняла на него глаза.
Подобно большинству испанцев, он слегка полноват. Верхняя часть лица уже, чем нижняя, и этим он напоминал ей милого медведика, вернее, немного потрепанного игрушечного мишку. Трудно сказать, какого он возраста. Тридцать два? Тридцать восемь? Она знала, что у него есть жена и семилетняя дочурка. Что живут они в старой части города. Каждый вечер он уезжал домой на красном мотороллере, если везло, то до часу ночи, но в любом случае не раньше полуночи, а на следующее утро около половины седьмого снова появлялся на работе. И так с марта по ноябрь, семь дней в неделю. Тяжело, но, как он уверял, ему нравилось, ведь все время видишь множество разных людей.
Вот это последнее Мириам и не могла себе вообразить. Ей представлялись гостиничные постояльцы, которых она видела за завтраком, особенно семейка датчан, любителей минеральной воды, и она думала, что вряд ли ей доставило бы удовольствие постоянно видеть «множество разных людей», проводивших отпуск в «Рейне Кристине».
Он чуть пригнулся, взглянул назад через плечо и полушепотом сказал:
— Чипиона.
Она недоуменно подняла на него глаза и в тот же миг поняла, что он имел в виду.
— Los Americanos, — сказал Хуан. — Они сегодня снимают в Чипионе. — И добавил: — Около маяка.
Она знала, как будет по-испански «маяк». Это слово ей как-то встретилось, когда она занималась языком с Анабел. Они читали газетную статейку о смотрителе маяка, он жил на небольшом островке у галисийского побережья и искал себе невесту. В статье рассказывалось, как к острову направился моторный ботик с восемью претендентками на борту.
Маяк. Faro… Это слово сразу же понравилось Мириам. Ну а рассказ о восьми женщинах, пожелавших выйти замуж за смотрителя маяка, никогда не даст ей его забыть.
В небольшом прокатном бюро на променаде Мириам долго изучала ламинированный стенд с моделями автомашин и расценками. В третий или даже четвертый раз задержала взгляд на небольшом джипе с матерчатой крышей. На фотографии был красный образец, но той же модели, что и джип, подруливший два дня назад к террасе «Рейны Кристины». В пятый или шестой раз она поинтересовалась ценой. В более дорогом классе нашлись только «рейнджровер» и «мерседес-кабриолет».
Вдруг вся эта затея показалась ей безумной. И дело не в деньгах, твердила она себе, а в зрелище, в картинке.
Что-то в этой картинке не вязалось. Там была другая Мириам, совершенно непохожая на эту. Она в деталях представила себе, как припаркует этот (красный!) джип в Чипионе на какой-нибудь боковой улочке неподалеку от маяка. Словно сама — одна из звезд и работает с ними в команде.
Ей вспомнилось, как она раз-другой заглядывала к мужу на съемочную площадку. Все были исключительно милы к ней, от администратора съемок до актеров и обслуживающего персонала. Но когда она встречала кого-нибудь из них через несколько недель или даже дней на тусовке, кинопремьере или просто на улице, то видела по их лицам, с каким трудом они припоминали, где с нею раньше сталкивались. А иной раз вообще не знали, кто она такая.
На первых порах она воображала, что они осознанно не признают ее. Не считают достаточно значительной или интересной, поскольку, в конце концов, она всего лишь жена режиссера Бернарда Венгера. Однако истина оказалась много более прозаической, нежели ей думалось сначала. Если она находилась не рядом с мужем, ее просто не узнавали, как не узнаешь продавщицу из булочной, где каждый день покупаешь хлеб, когда видишь ее не за прилавком, а просто где-нибудь на улице.
Словом, в этой игре не было злого умысла. Возможно, она даже искренне интересовала их — или якобы интересовала — как человек с собственными представлениями и чувствами. Но рядом с Бернардом Венгером.
Совсем иначе обстояло с людьми из так называемого круга их друзей и знакомых. Они не разделяли тот интерес. Даже притворный. Для них Мириам была женщиной, которая умела обалденно готовить, на всех днях рождения делала бутерброды и пекла торты. Но они ничуть не пытались скрыть скуку, когда — так, из вежливости — спрашивали, чем она занимается. Иногда уже посреди ее ответа они начинали зевать, беспокойно зыркая по сторонам в поисках кого-нибудь, кого ее рассказ мог бы по-настоящему увлечь и кто таким образом освободил бы их от этой безумно милой, но жутко скучной женщины. И что бы она ни рассказывала, не имело ровно никакого значения, ибо к следующему разу они все благополучно забывали.