Больше мы не добивались приема у Керенского. Уже после первой встречи с ним стало ясно, что этот буржуазный подкидыш не разрешит наших сомнений.
Солнце клонилось к закату, когда мы подошли к особняку Кшесинской, где намеревались побеседовать с кем–нибудь из руководителей большевиков. Не помню, были ли тогда установлены пропуска, — во всяком случае, от нас их никто не потребовал.
Штаб большевиков жил напряженной жизнью. Сюда почти непрерывно входили рабочие, солдаты и, получив необходимые указания, нагруженные свертками литературы, быстро покидали здание, торопясь на заводы, фабрики, в воинские части.
Мы все пятеро, стараясь не терять друг друга из виду, ходили по комнатам, прислушивались к разговорам, удивлялись царившей вокруг кипучей энергии и деловитости. Часу в двенадцатом ночи в одной из многочисленных комнат особняка встретились с Н. В. Крыленко. Познакомились. Доложили ему, что прибыли с фронта по заданию солдатского комитета, чтобы выяснить на месте, «какой линии следует держаться» фронтовикам.
— Правильно сделали, товарищи, — сказал будущий Главковерх, потирая ладонью высокий лоб. — Всем, чем могу, постараюсь помочь вам.
Мы рассказали Крыленко о своих беседах с Чхеидзе и Скобелевым, о встрече с Керенским.
— Ну и каково ваше впечатление? — спросил он.
— Впечатление такое, что от них, видно, толку не добьешься, — ответил за всех Василий Сукачев.
Разговор затянулся надолго. На востоке уже занималась заря, когда мы, уставшие, полные самых разнообразных впечатлений, вернулись на вокзал, чтобы час–другой отдохнуть в зале ожидания.
Почти весь следующий день провели на заводах и фабриках. Балтийский завод обрушился на нас грохотом сотен машин и кузнечных молотов. В цехах текстильных фабрик, где я работал до военной службы, тоже немало шума, но по сравнению с фабриками завод показался сущим адом. Удары кузнечных молотов по раскаленным докрасна болванкам напоминали орудийные выстрелы. Над урчащими и воющими станками всюду возникали радуги огненных искр. Непрерывный лязг металла сливался с монотонным шипением трансмиссий. Мои товарищи по делегации, которым не доводилось прежде бывать на предприятиях, долго не могли освоиться со всем этим шумом.
Но вот наступил перерыв. Мы подошли к группе рабочих, поздоровались, назвали себя.
— Товарищи, к нам фронтовики прибыли, подходите поближе, побеседуем с ними, — громко, на весь цех закричал молодой рабочий, которого мы видели перед этим у нагревательной печи. Со всех концов огромного цеха потянулись десятки кузнецов, штамповщиков, слесарей и токарей. Каждый поочередно жал нам руки.
— Рассказывайте, как там у вас на фронте дела, — снова заговорил молодой рабочий. — Сначала вас послушаем, а потом и о своих делах поведаем.
Я коротко рассказал о настроениях солдат–фронтовиков, о деятельности солдатских комитетов, о целях нашего приезда в Петроград.
— Пора кончать войну. Всем она осточертела — вам на фронте, а нам здесь, в тылу, — произнес один из рабочих, как бы подводя итог моему рассказу. Его слова были встречены гулом одобрения.
— А сколько у вас на заводе большевиков? — поинтересовались мы.
— Все наши рабочие за большевиков. Есть, конечно, несколько меньшевиков и эсеров, но они не в счет, — сказал кузнец. — Их болтовне мало кто верит.
— Неладно как–то получается, — заговорил молчавший до того Василий Сукачев. — Вы готовитесь разгонять Временное правительство, а на фронте офицеры ведут агитацию против рабочих и большевиков. Кое–кто верит их брехне. Присылайте к нам своих агитаторов, а то как бы не было беды. Направят нас опять, как в пятом году, против рабочих, тогда поздно будет…
— А сами вы что же, овечками прикидываетесь? — перебил его пожилой мастеровой с пышными седыми усами. — Не слушайте офицеров, не поднимайте оружия против своих братьев рабочих.
Бодрое, боевое настроение рабочих было лучшим доказательством того, что они безгранично верят большевикам, Ленину, готовы в любой момент подняться на борьбу за подлинно народную власть Советов. На Балтийском заводе мы договорились о необходимости лучше информировать фронт о революционных событиях и настроениях в тылу. Рабочие обещали поставить этот вопрос в ЦК и Петроградском комитете большевиков.