Вместе с Кудинским поехали в Петроград. Доложили о создавшемся положении Николаю Ильичу Подвойскому.
— Оружие, несомненно, надо сберечь, — сказал он, внимательно выслушав наше сообщение. — Постарайтесь пока изыскать для этого возможности на месте. А что касается освобождения казарм от беженцев и складов от гражданского имущества, то здесь надо подумать, как лучше сделать. Можно, конечно, написать и разослать приказ Военно–революционного комитета. Но этого недостаточно: его местные власти вряд ли выполнят. Необходимо на этот счет правительственное указание.
По возвращении из Петрограда меня ожидало новое задание: отряду было приказано «навести революционный порядок» в районе Конотоп — Бахмач, где появились банды гайдамаков. В численном отношении гайдамаки обладали значительным превосходством перед нашим небольшим отрядом. Зато на нашей стороне был перевес в вооружении, доставшемся от казаков. Как только мы пускали в ход артиллерию и пулеметы, гайдамаки отступали. Но под Бахмачем пришлось все же выдержать ожесточенный бой, продолжавшийся почти целые сутки. Гайдамацкие банды были частью уничтожены, частью рассеяны. Во всяком случае, задание отряд выполнил: очистил район Конотоп — Бахмач от гайдамаков.
В январе 1918 года мне было приказано сдать отряд Минаеву, а самому прибыть к Кудинскому.
— Назначаю вас, товарищ Калинин, начальником штаба отрядов. Принимайте дела и начинайте работать, — сказал Кудинский, как только я прибыл в Брянск.
Новое назначение не обрадовало меня. Во–первых, я совершенно не знал штабной работы. Во–вторых, считал, что могу больше принести пользы, будучи начальником отряда, потому что только там имел возможность на практике применить свой прежний боевой опыт.
Однако других сколько–нибудь серьезных возражений против этого назначения у меня не было. Обязанности начальника штаба сводились главным образом к передаче устных приказов и распоряжений командующего начальникам отрядов по железнодорожному телеграфу, поддержанию с ними связи через посыльных и учету личного состава. В нашем подчинении находилось тогда до десяти отрядов. В районе Гомеля дислоцировался отряд Берзина, на перегоне Конотоп — Бахмач действовал отряд Минаева, в Смоленске — отряд Соловьева, в районе Орла — Советский летучий отряд Сиверса, в Белгороде — отряд Ховрина, в резерве находились Брянский и Великолукский отряды, в Курск был направлен Рославльский отряд во главе с Щегловым. Юго–восточнее действовали отряды под общим командованием Антонова — Овсеенко.
Какие взаимоотношения были тогда у Кудинского с Антоновым — Овсеенко, я не знал. Во всяком случае, будучи начальником штаба, не получал и не читал ни одного документа, подписанного В. А. Антоновым — Овсеенко. По всем делам мы обычно сносились с Н. И. Подвойским и от него получали указания.
Вскоре после моего прихода в штаб Кудинский был назначен комиссаром при Ставке Главнокомандующего по борьбе с контрреволюцией, но продолжал оставаться в Брянске. Собственно, с назначением его комиссаром ничего не изменилось. Мы по–прежнему называли его командующим.
Штаба в современном понимании у нас не было. В моем подчинении находились только несколько связных, которые постоянно разъезжали из отряда в отряд. Не имели мы даже машинистки. Да она и не очень требовалась, поскольку письменные приказы издавались редко, а в случае необходимости не составляло большого труда написать их от руки.
Очень жалел я, что пришлось снова расстаться с другом юности Иваном Ерофеевым. Перейти на штабную работу он категорически отказался. Я особенно и не настаивал на этом, зная Ерофеева как лихого разведчика, полюбившегося бойцам командира роты, человека беззаветной храбрости. По моей рекомендации командующий назначил его помощником Минаева.
Работая начальником штаба, я ближе узнал Кудинского и многому научился у него. Он был волевым командиром и прекрасным организатором. Особенно поражало меня его умение говорить с железнодорожным начальством. В те дни среди начальников станций было немало саботажников. Некоторые из них умышленно старались срывать военные перевозки, не признавали над собой власти военных, а порой не считались и с директивами центра. Но Кудинский всегда умел их подчинить своему влиянию. Он, не кричал, не угрожал, к чему нередко тогда прибегали другие военные начальники, а действовал силой логики, силой убеждения. И непременно добивался (успеха.