— Ты уходишь? — спрашивает она.
— Сейчас приду, — я непроизвольно целую ее в макушку.
Она смотрит на меня опухшими, налитыми кровью глазами.
— Я испортила тебе вечер. Ты же хотел куда-то уйти.
Я сжимаю ее колено.
— Не заставляй меня добавлять новое домашнее правило «Не веди себя как идиотка».
— Правила дома устанавливаю я. Не ты, — она одаривает меня слезливой улыбкой.
Я улыбаюсь в ответ. А вот и моя девочка.
— Дай мне десять минут, — говорю я, снова сжимая ее колено.
Я хватаю свой бумажник со стойки, прежде чем броситься к машине. Я возвращаюсь через впечатляющие восемь минут, вооруженный припасами.
Она все еще лежит на диване, хотя и свернулась калачиком на боку.
Я роюсь в наших шкафах, но не нахожу ни одного бокала. Клянусь, когда-то у нас было десять. Ну ладно, изысканные бокалы долго не держатся. Я довольствуюсь громоздким винным бокалом и, откупорив пробку, наполняю почти до краев.
Я возвращаюсь в гостиную, где Паркер принимает сидячее положение.
— Извини, что я такой нытик, — смущенно говорит она.
— О, Паркс. Я знаю тебя уже шесть лет. Я люблю, когда ты ноешь.
Я протягиваю ей бокал, видя, как загораются ее глаза при виде содержимого.
— Шампанское? — спрашивает она.
— Дешевое просекко. Купил в магазине на углу, он ближе всего.
— Боишься, что я перережу себе вены, если ты меня оставишь чуть на дольше? — она кричит мне вслед, когда я иду на кухню за пивом.
— Скорее, боялся, что ты будешь петь Селин Дион, и жрать майонез из банки.
— Еще не вечер! — говорит она.
Я улыбаюсь, потому что ее голос теперь больше похож на обычный, и когда я открываю крышку своего пива, достаю телефон и посылаю быстрое сообщение Энди, девушке, с которой я переспал в прошлые выходные. Я надеялся на повторение, но…
Эй, детка, не могу сегодня. В следующие выходные?
Я начинаю убирать телефон обратно в карман, когда он жужжит.
Ты только что отшил меня?
Я вздрагиваю от этого слегка собственнического тона, но все равно отвечаю.
Соседка по комнате нуждается во мне.
Конечно. Еще бы. Я видела эту твою «соседку по комнате»
— Как скажешь, — бормочу я, запихиваю телефон в задний карман джинсов, и он снова начинает жужжать.
Энди просто показала свою сущность. Мне все равно, насколько красива девушка, но, пожалуйста, лишь бы она не была ревнивой.
Меня уже начинают бесить тупые предположения людей, что только потому, что мы с Паркер дружим, наслаждаемся обществом друг друга и являемся совместимыми соседями по дому, означает, что мы должны трахаться.
Все ведут себя так, будто мы показываем средний палец матушке природе или что-то в этом роде. Так что, в свою очередь, я показываю средний палец любому, кто подразумевает, что мы должны с ней встречаться.
Я уже собираюсь присоединиться к Паркер на диване, гадая, сможет ли она удержаться от слез и рассказать мне, что именно произошло у них с Лэнсом, когда раздается стук в дверь.
Это Джон Харрис, один из моих хороших приятелей.
— Здарова, — говорит он, входя в дом. — Давай бухнем перед вечеринкой.
Джон резко останавливается, увидев на диване красноносую Паркер с огромным бокалом шипучего напитка в руках.
— Милая, — говорит он ей. — Кому набить морду?
Паркер и Джон всегда ладили, и она улыбается, хотя это выглядит немного натянуто.
— Меня бросили, — говорит она.
— Вот придурок, — он раскрывает объятия. — Обнимашки?
Она колеблется всего несколько секунд, и, инстинктивно зная, что ей нужно побыть одной, я хлопаю Джона по плечу.
— Чувак. Не будь таким парнем.
— Что? Я сказал обнимашки, а не целовашки, — говорит он, опуская руки. — Значит, я так понимаю, никакой вечеринки сегодня не будет? Вы, девочки, останетесь дома, будете есть мороженое и обсирать мужчин?
— Вообще-то попкорн, — говорю я, указывая на стол, где я поставил попкорн из микроволновки, который взяла вместе с вином Паркер.
Джон поднимает брови.
— Две порции? Разве в упаковке не по три порции? Что сразу три не сделали? Вы открываете свой собственный кинотеатр?
— Мы всегда сжигаем хотя бы один мешок. Наши микроволновка старее чем Иисус.
— Мы отдаем сгоревший попкорн Богу! — выпаливает Паркер, прежде чем разразиться смехом.
Джон смотрит на меня краешком глаза, и я мимикой делаю быстрые движения взад-вперед. Огромный бокал просекко Паркер уже почти пуст.
— Тогда я пойду, — говорит он, направляясь обратно к входной двери. — Если она рано уснет и ты захочешь прийти, напиши мне?
— Конечно.
Я киваю Джону на прощание и направляюсь к холодильнику еще за бутылкой просекко. С таким же успехом можно было бы оставить его на кофейном столике, чтобы подливать ей. При таком темпе она даже не заметит, как напьется.
Я плюхаюсь на диван рядом с ней, наполняю ее бокал на этот раз поменьше и накрываю ее ноги своими.
— Говорим или молчим? — спрашиваю я.
Это игра, в которую мы играем всякий раз, когда у другого какие-то проблемы. Можно поговорить или держать всё при себе, молчать, не осуждать, не обижаться.
— Говорим, — шепчет она, удивляя меня. С другой стороны, алкоголь всегда вызывает разговорчивую Паркер.
— Он бросил меня, — прямо говорит она.
Я уже знал это, но все же провел ладонью по ее голени.
— Он просто идиот.
— Да, — ее голова падает на диванную подушку. — Но я чувствую себя тупой. Все признаки были на лицо.
Это меня немного удивляет. Я думал, она была счастлива. Черт, я думал, что она выйдет замуж за этого парня. Она всегда казалась такой… Довольной.
— Что ж, — она делает большой глоток вина и опускает ноги на пол, прежде чем налить еще немного. Она делает еще один большой глоток. — У нас так давно не было секса, — говорит она, неуверенно поворачиваясь ко мне, широко разведя руки и вытянув указательные пальцы.
Она чуть не выколола мне глаз. Я осторожно хватаю ее за руку, пока она не ослепила меня.
— Ах, да? — небрежно спрашиваю я, раздумывая, смогу ли я выхватить у нее бокал.
— Да, — это всего лишь одно слово, но она говорит невнятно.
— Два дня? — спрашиваю я.
Я наклоняюсь вперед, чтобы взять стакан из ее рук, но она, фыркнув, отдергивает его.
— Только в твоем мире два дня без секса — это очень долго.
— Две недели? Ты что, блять, издеваешься надо мной? — недоверчиво спрашиваю я. Я снова пытаюсь схватить бокал с вином, но ее пьяные рефлексы лучше, чем я ожидал, и она снова отдергивает его.
Взгляд, который она бросает на меня, наполовину удивленный, наполовину испуганный.
— Ты что, сексуальный Геракл? Две недели — это ерунда.
— Эй, я в самом расцвете сил, — говорю я. Я снова хватаюсь за ее бокал, прежде чем успеваю понять, что она пытается мне сказать. Если не два дня и не две недели…
— Подожди, — говорю я. — У тебя не было секса с Майерсом уже два месяца?
Она пытается постучать себя по носу, как будто хочет сказать «бинго», но промахивается и вместо этого хлопает себя по щеке. Черт, если она не занималась сексом два месяца, она реально нуждается в нем.
— И ты думала, что это нормально?
— Нет, я не думала, что это нормально, — говорит она с некоторым раздражением. — Но он был занят, и я была занята…
— Два месяца, — повторяю я.
— Я хотела все исправить, — говорит она, слишком резко ставя бокал на кофейный столик.
К счастью, стекло прочное, поэтому оно не разбивается. Я делаю еще один глоток пива, обдумывая полученную информацию. Лэнс не прикасался к Паркер уже два месяца?
Мои мысли разбегаются, когда я понимаю, что Паркер выпутывается из своей футболки. Что за…
— Не снимай одежду, Блэнтон!
Ее футболка ударяет меня в грудь, и она встает на ноги лицом ко мне, неуверенно раскидывая руки в стороны.