– Хммм, – бабка, видимо, немая. Она махнула нам рукой, приглашая в дом. Ну, здесь как бы две комнаты, правда без разделения, только примитивная мебель отделяет спальное место и горницу со столом. В жилой части стоит русская печь вполне привычного вида. Красный угол с иконкой и лампадой, в принципе, не так и уныло. Я ожидал худшего, снаружи дом производил впечатление убогого. Темные от времени брёвна, перекосившееся крыльцо, какие-то неказистые пристройки сбоку. А так чисто, нам показали на широкую лавку. Типа здесь устроитесь. А потом началась пантомима, бабка мычит и изображает мельницу руками.
– Баня, ты про баню? Так это здорово, давай.
Женщина удовлетворённо взяла у меня рубль и ушла. А мы с Ефимом устало вытянули ноги. Блин, неужели хоть какая-то цивилизация. Деньги имеются, нам бы отсидеться немного, прийти в себя. Приодеться, опять-таки. Тут ведь как и везде. И хотя сибиряки одеваются получше своего сословия в центральной России, но судят по одёжке. Нам бы схорониться, до зимы. А там время пройдёт, глядишь, и забудут. Я надеюсь, если кого и не обманет наше представление, то они предположат, что мы кинемся удирать на запад. А мы туточки, под боком.
Минут через десять бабка вернулась, да не одна. С ней девчушка лет четырнадцати. Невысокая, крепко сбитая, в холщовой юбке и меховой жилетке. На голове, само собой, цветастый платок.
– Здрасьте господа хорошие, – затараторила девчонка. – А тётка Агафья просила сказать, что баньку приготовят к вечеру. Да вы располагайтесь.
Ну, слава богу, с этой хоть поговорить можно.
– А скажи-ка, красавица, – перебил я её красноречие, – ты кто такая будешь?
Девица смутилась.
– Так это. Я Дуняша, соседка. Тётка Агафья не говорит, только мычит. Нет, она всё слышит и понимает. Просто в детстве её напугали, вот с тех пор и немая.
Так-так, я с любопытством смотрю на шуструю девчонку. Сероглазая, пухлые щёчки с румянцем, глаза любопытные – просто жуть. И тараторит, не умолкая. Зато вскоре мы узнали, что её отец служит у важного человека, а она почти взрослая и матери помогает по хозяйству. А так как у тётки Агафьи своей баньки нет, то старший брат Евдокии Иван уже пошёл готовить для нас баню на их участке.
– Ефим, у тебя есть деньги? Надо за еду заплатить.
Мой спутник долго ковырялся в кармане, горестно хмыкал и многозначительно смотрел мне в район пупка. Но в конце концов достал полтину, которую я и вручил девчонке. Мы договорились, что для нас на ужин зарежут курицу. Жрать хочется неимоверно. И когда Агафья налила нам по тарелке некой бурды из овощей, то мы с Ефимом дружно накинулись на предложенное. Горячее варево с горбушкой серого хлеба показалось нам изысканным блюдом. Утолив отчасти аппетит, мы поблагодарили хозяйку и вышли на крыльцо.
– Боязно мне, Семён. Как бы не попалили нас, за версту варнаками пахнет. Здесь настоящий город, и становой пристав имеется.
– Ничего, через день нас даже мама родная не признает.
Ближе к вечеру за нами опять прибежала соседка. В небольшом предбаннике суетится парнишка лет семнадцати. Угрюмо зыркнул на нас и махнул рукой. Одёжку забрала Дуня постирать, вместо неё выдала нам чистое исподнее, наверное, отцово. Я и не надеялся на привычную парную. Просто знал, что в наших краях топили всегда по-чёрному. Прогревали парную, дым уходил через маленькое оконце. Стены покрыты копотью, но две полки чистые. И, главное, жар хороший. Ополоснувшись по-быстрому, мы полезли париться.
Сделав три полноценных захода, благостные и чистые, сели к маленькому столу в предбаннике. Здесь нас встретила хозяйка лет сорока. Полная женщина с приятным лицом:
– Сидайте к столу, – куски жаренной курицы, напластанное копчёное сало с прожилками мяса, плошки с соленьями, пышный ноздреватый хлеб и свежая зелень с грядки порадовали наши глаза. Для полноты картины бы четверть с мутным самогоном. Но это чисто эстетическое восприятие, я же понимаю, что мы в стане любопытного врага. Расслабиться категорически нельзя, особенно моему напарнику. Под этим делом он становится буйным и разговорчивым. Спалит нас на раз.
Домой к Агафье шли через огород как два привидения. Оба в белом исподнем. Сытые, после парилки так и хочется раскинуть руки и попробовать взлететь. Вот и шли босиком, а в избе тётка сразу взяла нас в оборот. На лавку был брошен тюфяк, каждому кинула по настоящей перьевой подушке и дерюжку укрыться. Вроде примитивно, но после наших злоключений – просто барская роскошь.
Отрубился почти сразу и даже могучий с подвыванием храп Ефима мне не помешал.
Проснулся, уже было светло. Ефима нет, я сразу сбегал в нужник и заглянул на шум. Забавная картина:
Севостьянов, голый по пояс машет колуном. Позади него куча чурбаков, а в сторонке уже поколотые дрова. Тётка Агафья оттаскивает готовые полешки и аккуратно укладывает в поленницу вдоль стены сарая. При этом она с любопытством поглядывает на потного помощника. Я не присматривался к нему раньше. А мужик крепкий, при работе валики мышц перекатываются по спине и груди. Он замахивается и, крякнув, резко опускает колун.
Приглядевшись к тётке, делаю вывод, что она совсем не старая. Лет тридцать пять, может сорок. Просто одета как зачуханка, в старьё, и держится зашуганно. Лицо и руки в жизни не знали кремов и прочей косметики, вот и постарела раньше времени от забот.
Но, видать, на завтрак Ефим заработал. Хозяйка выставила нам плошку желтоватой от жира сметаны с ломтями хлеба. Умяли всё, даже мыть посуду не нужно.
– Семён Семёнович, я даже не стала стирать вашу одёжку. Уж больно худая.
Да я и сам бы не решился опять одеть эту рванину. Исподнее только на выброс, верхнее тоже. Сапоги вот у меня добрые, ещё послужат. Но однозначно не для выхода.
Дуняшину мамашу величали Гликерией.
– Глаш, тут такое дело, – мне пришлось повторить свою легенду про потерянную экспедицию. – Мне, право, неудобно выйти в народ в таком виде, – и я развёл руками. – Что обо мне люди говорить потом будут. Ты не могла бы нам прикупить кое-что из одежды? Ну, порты там, чтобы не стыдно было выйти, и сверху накинуть что-нибудь, обувь не надо. Сами прикупим.
Женщина подзависла.
– Уважаемая, ну магазины готового платья у вас имеются?
– А как же, конечно. Чай не в деревне живём, – отмерла та.
– Так я мигом, только Дуньке накажу чего делать и сбегаю, – я выдал женщине червонец из своих денег.
Накануне Ефим попытался растопырить пальцы веером и пойти тратить шальные деньги в трактир.
– Фима, ты чего? Совсем крыша потекла? Нам нужно сидеть ниже травы, тише воды. А ты собрался гулять от широты купеческой души. Нахрена тогда в бега подались? Нас сразу местный становой повяжет. Ты вот можешь объяснить, откуда взялись денежки? Да у тебя даже документов толком нет, сплошь подозрительная личность. Повяжут обоих, и пойдём по этапу в кандалах. Деньги не тратим, только те, что у нас были.
А на кармане у меня лежало только 13 рублей с мелочью. Это то, что нам выдали перед отправкой на этап.
Мужик недоверчивым взглядом окинул меня и сплюнул в сердцах.
Глафира взяла нам неприметные штаны и по кожушку сверху, а также рубахи и исподнее. Да ещё осталась мелочь, на которую я махнул рукой. Пришлось выдать ей трояк на пропитание. Я не вполне ориентируюсь в местных ценах, но думаю выданного ранее полтинника даже на курицу не хватило бы.
Размеры в общем подошли, учитывая, что одежду тут носят свободную. Так что мы смогли выйти и прогуляться по городку.
Планировка поселения не изменилась. Одна главная улица, которая в моё время звалась Федосеева, проходила вдоль всего городка. Ещё одна поменее жалась к реке. Ну и к этим улочкам примыкали поменьше. Но именно на главной улице стояли каменные дома известных купцов и администрации. Ну как же, купеческие сибирские фамилии Купцовых, Большедворских, Соловьёвых, Шульгиных, Черепановых выделялись среди прочих богатой резьбой по фасадам, украшениями в виде башенок. Настоящий барские хоромы.
На особицу стояли каменные здания земского собрания, полицейского хозяйства во главе с исправником, контора уездного судьи. Различные присутствия меня мало интересовали, а вот пара универсальных магазинов на главной улице очень даже.