Я подобные лавки только в кино видел. Двухэтажное здание, второй этаж явно жилой. Внизу в общем зале – непередаваемый духан. Здесь благоухали подвешенные окорока оленины и свинины. В мешках стояли различные крупы. Чай, кофе, пряники сомнительной свежести, жёлтые головки сахара. В мешочках специи, бруски мыла. Бутыли с маслом и водкой. Причём последняя меня особо заинтересовала. По цене водки всегда определяли благосостояние народа. Была дешёвая, на глаз литровая бутылка стоила всего 6 копеек. А вот за другую просили пятиалтынный, я понимаю, что разница в качестве. Приказчик сказал, что последняя двойной очистки, для понимающих.
Отдельно стояла мануфактура и скобяные изделия. Одежда, и даже шкурки-меха. Приказчик просветил по поводу стоимости товара.
Пуд сала пять рублей, масла – четыре, сахар – семь с полтиной. Десяток яиц 6 копеек. Из живности на рубль можно взять трёх поросят, четырёх гусей или четыре килограмма мыла. По крайней мере я получил представление в грубом приближении о ценах. Сразу наши денежные запасы перестали мне казаться богатствами царя Мидаса.
Я не стал пока ничего покупать, взял обоим по головному убору. Ефиму картуз, себе суконную фуражку.
Цирюльника здесь как такового нет. Его роль исполнял владелец единственной в городке кондитории. Немолодой мужчина подстриг нас громадными ножницами и даже побрил. Ефим только подравнял бородку, а я с удовольствием погладил гладкий подбородок. В маленькое зеркальце на меня смотрит молодой человек. Тёмно-серые глаза, лёгкие скулы, немного впавшие глаза. Я вообще сам себе всегда в зеркало нравился, красавчик хоть куда. В целом впечатление положительное, вот только желательно бы откормить. В последнее время я сильно похудел.
Назад шли совсем другие люди, и даже важно прогуливавшийся по улочке городовой вежливо кивнул. Дородный мужчина в чёрной суконной шинели с револьвером на боку и шашкой на кожаной портупее. Нас он окинул безразличным взглядом. Зато ватажников, направлявшихся к трактиру, проводил отеческим строгим взором. Вообще в городке немало залётных старателей, охотников и прочей братии, для которых лес и земля были кормильцами. Они появлялись в городе скинуть добытое, погулять и пропить заработок. На их фоне мы вполне благонадёжны. А ещё меня удивила полученная от разговорчивого кондитера информация, что постоянных жителей в городке совсем немного по меркам. Даже тысячи не наберётся. Вот тебе и уездный город.
Пока идём, я вглядываюсь в лица людей. Большинство жителей из старообрядческой общины. Есть буряты, но они живут за горами, наведываются за покупками. А так хватает бывших ссыльных, которые отпахали свой срок и остались здесь навсегда. Нам бы с Ефимом отсидеть здесь зиму. Мне нужна практика в письме. Уверен, что за зиму бы подтянулся бы. Не так трудно понять эти дурацкие яти, фиты и ижицы. Мне бы незаметно так отсидеться, а там, глядишь, и подадимся в более приветливые края. Может в столицу нагрянем. Интересно же, как там царь-батюшка без нас поживает?
Глава 10
Но случилось то, чего я больше всего опасался. Ефим, напился. А чего еще можно было ожидать? Простой русский мужик, после долгих скитаний по тайге, переживший множество лишений, обрел шальные деньги и, естественно, сдетонировал, как динамит после долгого хранения во влажных условиях. Он дал самый широкий выход потаенным свойствам своей мятущейся натуры. Он не только напился до беспамятства, но и жестоко подрался. Судя по разгрому, учиненному в местном кабаке и телам, что лежали без сознания, битва была знатная.
Все как раз случилось в аккурат после моего променада по улице Верхоленска и посещения местного парикмахера. Я шел, возвращаясь в гостеприимный дом Агафьи, в хорошем настроении, размышлял, строил планы, как вдруг заметил суету на улице. Тут же раздались невнятные крики, как раз напротив трактира. Я чуть взял в сторону, чтобы обойти его, но то, что случилось дальше, заставило меня застыть прямо посреди улицы, в грязи и конском навозе. Дверь кабака с грохотом вылетела из петель на улицу, а из проема, в окровавленной и рванной в клочья рубахе вывалился Ефим, с совершенно диким выражением на лице. Он выволок за собой какого-то дюжего мужика и с размаху влепил ему кулачищем в лицо. Тот брызнул в стороны парочкой выбитых зубов, кубарем скатился с крыльца и затих, лежа ничком. Но из кабака выбежало еще двое, они повисли на Ефиме, словно на Голиафе. Он стряхнул их одним могучим движением.
— А ну, балябы поскудные, разойдись! Ефимкина душа нонче гуляет! – крикнул он.
Одного он тут же угостил кулаком, и тот без промедления сразу ушел в компанию к товарищу, лежащему под крыльцом. Ефим размахнулся, чтобы отоварить другого, но увидел меня, растерянного, стоящего посреди улицы. Он сразу сник, как-то скукожился, покорно опустил голову, но потом вскинул ее и полным страдания голосом завопил:
— Прости, барин! Прости, Семен Семенович, сердешный, не суди Ефимку! И не поминай лихом вертопраха Ефимку! Э-э-э-э-х-х-х…
Он хотел кинуться снова в жаркую схватку, но эта заминка стоила ему тактической боевой инициативы. Мужик, которого он не добил, тоже был довольно сильным, он не мешкая, выбил ногой одну из опор крылечка и, схватив импровизированную дубину обеими руками, изо всех сил огрел моего друга по затылку. Ефим повернулся к обидчику, но его ноги ослабли, и он, навалившись всем телом на другую опору, с громким треском сломал ее, а потом, крутнувшись телом, рухнул к двум лежащим телам поверженных врагов. Последней упала на всех участников битвы, небольшая крыша крыльца с вывеской. Поставив точку в разгроме приличного питейного заведения Верхоленска «Байкальская Астория».
Истошные крики и вопли «убили!», которыми сопровождаются все мордобои в России, прекратил тот самый полицейский в черной шинели, которого только что я видел. Он вытащил из кобуры револьвер и сделав выстрел вверх крикнул громким твердым голосом.
— Порядок!
После короткого дознания, было установлено, что зачинщиком драки являлся Ефим. Его, стонущего, извлеки из-под завалов и, закинув на подводу, отвезли в местную тюрьму. Так как полицейский участок и тюрьма располагалась в здании с больницей, всех пострадавших в побоище отправили туда же.
Моя первая мысль была – бежать. И бежать, как можно быстрее. Но как я мог оставить Ефима? Он, конечно, подвел нас всех, и теперь мы находились под угрозой разоблачения. Вне всякого сомнения, местный становой установит, что в компании Ефима есть еще один человек, и это я. А потом начнутся допросы, расспросы – и все, наша песенка спета. Поэтому бежать и только бежать. Я быстро вернулся в дом Агафьи и собрал вещи. Деньги, ружье, немного провизии на дорогу, вышел на крыльцо и сел на приступок. Ну вот как этого дурня оставить? Мы столько прошли. Столько пережили. Ведь сгинет он здесь, вне всякого сомнения. Да и меня через него поймают, далеко не уйду. Я вернулся в дом.
— А что ваш полицейский, не мздоимец ли часом? – спросил я у Агафьи.
— А как же батюшка, еще какой мздоимец, — посетовала она, — все берет, копейку любую жалует, да и курочкой, али яичком не побрезгует, усе возьмет.
Ну вот и решение проблемы подумал я. Можно было бы и не спрашивать — полицейский в захудалом углу Российской Империи – и не берет взяток. Чушь! Надо выручать идиота Ефима, пока все не зашло слишком далеко. Я взял остатки денег и двинул в полицейский участок.
Полицейский сидел за столом и что-то писал.
— Добрый день, — поздоровался я.
Он поднял голову и с полу прищуром посмотрел на меня.
— Добрый-с. Чем обязан? — ответил он и продолжил писать.
— Я пришел попросить за своего рабочего.
— Какого?
Полицейский отложил ручку с пером на край чернильницы. Я уж решил врать так врать — деваться некуда.
— Дело в том, что я из экспедиции профессора Бенедикта Ивановича Дыбовского, изучаем природу Забайкалья. Я студент энтомолог, я изучаю проявления так называемого клещевого энцефалита, — брякнул я.