— Хунхузы? – машинально переспросил я, услышав знакомое слово из истории.
— Да, сударь, мой именно хунхузы. В переводе с ихнего китайского языка значит «краснобородые» или «рыжебородые».
— Китайцы рыжебородые? – удивленно спросил доктор Бреднев.
— Да Бог их разберёт, — вздохнул Ольховский, — мы написали бумагу от губернаторского имени китайскому чиновнику с твердым желанием положить конец набегам. Но те сами с ними ничего поделать не могут. Я как раз разговаривал с одним из китайских чиновников, он мне и сказал, что хунхуз это обозначает краснобородый. Так и сказал, дескать, местные удальцы когда-то любили украшать свои ружья красными шнурами и кистями. А когда целились — зажимали шнур в зубах, чтобы не мешал. Издали казалось, что у стрелка красные усы и борода. Вот и пошло сие общее название.
— А как давно они начали свои набеги? – поинтересовался я.
Ольховский задумчиво огладил с редкой проседью бороду и сказал:
— Раньше было очень спокойно. Землица с той стороны пустынная была. Дело в том, что земли северо-востока до некоторых пор находились под заповедным владением правящей маньчжурской фамилии китайских императоров, и простому люду под страхом жесточайшего наказания селиться там воспрещалось. Да и далековато от наших краев. Но вот после потрясений и разрухи, вызванных крестьянской войной, голодом и вооруженной кампанией западных держав супротив китайского императора, сила запрета ослабла до такой степени, что переселение с южных провинций составила пару миллионов человек.
— Эх, — покачал головой доктор Бреднев, — это не наш русский мужичок. Тому лишь бы на печи полеживать, нежели земли восточные во славу государства российского осваивать.
— Да-с, — согласился казак, — так оно и есть. Народишку китайского потянулось тьма, а вот средств к существованию на всех нет, ни пропитания, ни всяких припасов и средств к житию, вот и началась у них самая настоящая вакханалия. Во многих местах нахальные негодяи стали настоящими хозяевами земель, а притеснение слабых, убийство и поджог – обыкновенное дело. И если раньше они в Забайкалье больше по границе промышляли, то недавно одна шайка проникла очень глубоко.
— Чем же я могу помочь? – спросил я, не совсем понимая, что от меня хотят.
— Тут такое дело, губернатор обязал Егория Николаевича, как опытного человека, собрать небольшую вооруженную экспедицию из казаков к землям Маньчжурии. Найти гнездо тех самых хунхузов, что недавний налет совершили, да разворошить его как следует. Учинить жестокую острастку для подлецов, чтобы в следующий раз во сто крат подумали делать набег или нет.
— Да я не солдат… — начал было я.
— Семен Семенович, голубчик, я вас неволить не могу, и вы вправе сами выбирать. Им в экспедицию человек владеющий медицинскими навыками нужен. Путешествие намечается долгое. Да и вы, пожалуй, устали от звона кандального… Развеетесь немного, тайгу посмотрите, китайскую сторону оглядите. Ну, а неровен час, бой приключится, кого ранят из товарищей, вы уж свое фельдшерское мастерство приложите. Вот и нужно помощь оказать, вместо доктора в отряде будете. Я, к сожалению, никак не могу свое место оставить, сами видите от зари и до заката, с окрест тысячи верст болящий и хворый идет, на мне одном больничная инспекция по населенным пунктам всего Забайкалья, да этапы кандальные никак не закончатся. А если я на несколько недель отлучусь, это форменное «конец света» будет.
— Конечно, в чем вопрос! — согласился я. — С превеликим удовольствием.
А у самого, аж все сжалось внутри, понимая, на что я подписываюсь.
— Ну и замечательно, — обрадовался доктор Бреднев, — я еще, Егорий Николаевич, у местного начальства за десяток казачков вам похлопочу, в подмогу. Из местных крещеных аборигенов.
Удовлетворенный Егорий Николаевич снова взял папироску и глубоко затянулся.
Ну что можно сказать о моей настоящей ситуации? Попал, так попал. Но, с другой стороны, подальше от Выкреста и его дружков, в отряде казаков – кто посмеет на меня руку поднять? Ефим под надежным присмотром, оклемается и присоединится ко мне.
И все же, то, что я ввязался в новую непростую историю, я почувствовал с первых часов, когда, бросив все свои дела, стал собираться в казачью экспедицию. Но тут же сразу, выяснилось, что мне так или иначе придется передвигаться верхом. Никаких обозов не подразумевалось, так как банда хунхузов двигалась быстро, и казачий отряд должен был быть тоже мобильным и подвижным. А я на лошадях если и ездил, то в парке в детстве, где сонный работник вел по проторенному маршруту смирную лошаденку под уздцы, пока родители попивали прохладное пиво в тенечке. А тут задача иная, верхом несколько сотен километров по неприветливой местности. Было отчего задуматься. Я не стал тянуть время и честно рассказал о своих опасениях Ольховскому. Тот сокрушенно покачал головой — прозвучало это примерно так, «эх, молодежь». Но будучи тактичным и опытным человеком, он с одним из казаков, все же подобрали мне сносную лошадь, в меру смирную и одновременно выносливую. И не откладывая в долгий ящик, лично посвятили пару дней обучению верховой езде. А это оказалась целая наука.
— Ты барин запомни одно, — говорил казачок по имени Алешка, приданный обучать меня, — лошадь – животина добрейшая. Вот некоторые хлыстом ее, да в бока. А ты лучше лаской. Тож тварь божья. Морковка да яблочко лучче всякого хлыста. И подходи к ней всегда с хорошим настроением, погладь, потрепли по-дружески, ласково словцо скажи, а уж потом в седло саживайся.
Не сказать, что я за пару дней прокачал свои скилы до заправского кавалериста, но некоторые азы усвоил, так сказать: сидеть в седле прямо, соблюдать дистанцию, так, чтобы видеть задние копыта впереди идущей лошади, разъезжаться левыми плечами, не пугать животное и не пугаться самому, не давать животным обнюхивать друг друга. Кормить и поить животное не ранее часу после долгого и изнурительного перехода. И главное, подходить к лошади и садиться только с левой стороны. Как оказалась такая практика заведена из-за того, что раньше, слева у всадников висели ножны с мечом или шпага, поэтому перекинуть правую ногу было значительно легче.
Мой наставник похвалил меня за успехи, но предупредил:
— Мы же казачки, барин, сызмальства в седле, а ты вон только-только ногу в стремена вставил. Поэтому в пути меня рядышком держись, некоторые огрехи никак не исправить без глаза со стороны. Вот тебе может казаться, что телом ты прям, как перст, направленный в небо, или даже откинут назад, но при этом оказывается, чуть ли не лежишь на шее коня. Так что тебе без моей подмоги никак не обойтись.
Сборы быстро закончились, и мы в числе небольшого отряда выдвинулись в Забайкалье. Перед отъездом я зашел к Ефиму.
— Вот что Фима, я отправляюсь с отрядом казаков в Нерчинск. Ты как очухаешься, вали туда, там меня и найдешь. Понял?
— Прости, барин, век тебя не забуду. Виноват, рабом твоим буду, — пролепетал Ефим, не глядя мне в глаза.
— Слушай, хватит вот этой херни. Здесь ни тебе, ни мне оставаться нельзя. Этот дьявол полицейский Сергей Константинович сдаст с потрохами, как только доктор Бреднев закончит в Верхнеленске свою уездную больничную инспекцию и уедет. Давай, бро, выздоравливай – и в Нерчинск.
Уже после первой сотни километров я ощутил все прелести верховой езды для новичка. Кажется, чего еще, сиди верхом в седле и подремывай, пока лошадь неспешно плетется за остальными. Но натертые внутренние части бедер горели, словно от кайенского перца. Все суставы с непривычки ломило, а спина немела так, что утром я едва находил силы снова забраться в седло. Я тихо проклинал в немом диалоге с самим собой, свое тщедушие – за то, что не смог отказаться от этой авантюры.