Я пришел в город в полдень. Как говорится, вошел в него со стороны северо-запада, не хватало лишь за спиной деревни Чмаровки.
Нерчинск, несмотря на свои небольшие размеры, являлся своеобразным ключом к Забайкалью и Приамурью. Поэтому Китай извечно смотрел на эти земли Даурии, как на желанную добычу, но императорская армия вчистую проигрывала мобильным и подвижным казачьим отрядам, которых поддерживало местное население из тунгусов, эвенков, бурятов и прочих «даурцев». Они и казаков не шибко любили, которые облагали их податями в пользу российской короны, но китайцев ненавидели больше. Местные князьки постепенно переходили под длань русского царя, при крещении брали русские имена и фамилии, становясь неким «аборигенным дворянством» русского двора, а за ними и более простой люд все больше и больше демонстрировал свою лояльность Санкт-Петербургу. Нерчинск для русского человека был и оставался символом золотодобычи, каторги и перевалочным пунктом, откуда по России растекалась «чайная заварка».
Потолкавшись в городе, я выяснил, что, несмотря на жесткую конкуренцию со стороны русских купцов, Ляо Фынь имел две больших лавки. Скорее всего, из-за того, что он сам имел монополию на торговлю чаем из Китая. Одна в Гостином дворе, который построили еще в 1840 году прямо среди степи, этакий кусочек архитектуры Петербурга. А вторая лавка со складами, где хранился чай, фарфор, шелковые ткани и прочие китайские товары, на краю города, поэтому найти ее не составило труда. Я решился на очень опасный трюк, но если он удастся, то я смогу быстро получить место в фактории китайца. Я прикинул про себя что, если сам Ляо Фынь шельма, как говорил Ольховский, то, скорее всего, будет иметь к такому же собрату, но неудачливому мошеннику симпатию и, если я прикинусь таковым, то есть шанс попасть к нему хотя бы работником, выполняющим черную работу. Но я держал еще один козырь в рукаве...
Я взял коровью шкуру и зашел в лавку, находящуюся в Гостином дворе. За длинным прилавком сидел довольно рослый и упитанный китаец в традиционной одежде и естественно с черной косой.
— Доброго дня любезный, — поздоровался я.
Китаец смерил меня презрительным взглядом и спросил.
— Чего тебе нужно?
Сказал он по-русски хоть с большим акцентом, но вполне сносно.
— Мне бы Ляо Фына увидеть, — сказал я, почесываясь и лыбясь.
— А какое тебе дело до господина Фына, оборванец.
— Шкура у меня добротная на продажу есть.
Китаец вздохнул.
— Это то гнилье, что у тебя на плече висит.
— Пошто обижаешь, шкура добротная. Я на ней не один дён в тайге ночевал.
— Хорошо, вот тебе полторы копейки и убирайся отсюда.
— Ты зачем дешевишь мой товар? – возмутился я, — давай три копейки и разойдемся каждый довольный собой. Три копейки самая христианская цена.
— Мне некогда тут с тобой торговаться оборванец. Я сейчас кликну приказчика и тебя палками отходят, за твою наглость, — возмутился китаец.
— Ладно батюшка, как скажешь, полторы копейки так полторы копейки.
Китаец швырнул мне деньги и приказал:
— Свою вонючую шкуру снеси на склад с левой стороны там ее у тебя примут.
Подхватив деньги и шкуру, я вышел из лавки. Следуя своему замыслу шкуру сдавать я не стал, а закинул ее на плечо и незаметно улизнул со двора. За воротами я стал наблюдать за лавкой. Через некоторое время китаец вышел из нее, и его место занял русский приказчик. Как только Ляо Фынь исчез из виду я подхватил шкуру и рванул в лавку со складами на окраине города. Там я застал молодого приказчика из китайцев. Он давал за шкуру две копейки, я же показывал на пальцах три копейки и отчаянно торговался. В мутные окна увидел возвращающегося Ляо Фыня. Время пришло. Ну с Богом! Я тут же согласился и взяв две копейки, направился к выходу, конечно же столкнувшись с ним. Он удивленно посмотрел на меня, потом на шкуру, лежащую на прилавке, и все понял. Он что-то закричал на своем языке. Тут же в лавку ворвались двое работников и меня скрутили.
— А ты братец мошенник, — процедил Ляо Фынь стоя надо мной, — задайте ему!
Меня выволокли из лавки, один из работников сел мне на ноги, а другой вытянул мои руки и тут же, без промедления, тонкие палки обрушились на мою спину. Ляо Фынь, не обращая внимания на мои вопли и крики брезгливо вытряхнул из моей котомки вещи и расшвырял их ногой. Неожиданно он обнаружил тетрадь. Он поднял ее, сдул пыль и с интересом полистал. Потом цокнул языком и сделал знак своим работникам, остановится. На это и был весь расчет. Я знал, как китайцы относятся к ученым людям.
— Ты образованный? Или украл по дороге?
— Нет, батюшка Ляо Фынь, — сквозь вполне искренние слезы завопил я, — я студент из экспедиции. Из самого Птербургху!
— Как же ты ученый человек, смог опуститься до такого низкого состояния?
— Да как же! Су-у-удьбинушка! Я уже пять дён ничего не ел, скитаясь по тайге. Не губи батюшка Ляо Фынь! Я все отработаю. Ты только прояви ко мне милость! Я ж для тебя что хочешь сделаю.
Китаец какое-то время задумчиво смотрел на меня. Потом дал знак работникам, меня подняли на ноги. Он поморщился и сказал:
— Отмойте его и переоденьте. Но смотри, еще раз меня обманешь, тогда я зашью тебя в эту шкуру и брошу в реку.
И я понял, что поступил на службу к Ляо Фыню.
Я вкалывал на него изо всех сил, чтобы втереться к нему в доверие. Он поставил меня помощником к одному из своих приказчиков, ничего не платил, и я, как говорится, работал «за платье и еду». А торговля, надо отдать должное, у него была с размахом. Кроме лавок он держал подпольный игорный дом, и, как я понял по косвенным наблюдениям, контролировал китайскую контрабанду в Российскую Империю. Ляо Фынь был не только крайне жадным человеком, но и мошенником каких только поискать, правду про него сказал Ольховский. Его игорный дом являлся настоящей китайской шкатулкой с кучей секретов и потаённых отсеков. Незадачливые игроки даже не подозревали, что все просматривается с помощью зеркал, фальшивых стен, отверстий и ширм. Кости для метания имели искусно вделанные магниты, а костяшки для маджонга – крапление. Он обвешивал, жульничал, обсчитывал так виртуозно и умно, что никому в голову не приходило его заподозрить. Чай, продавая местным народам, он иногда бодяжил с сушенным Иван-чаем или иной какой травой. Шелк во вперемешку с порченым, натирая его особым масляным раствором или под видом дорогого фарфора впаривал более дешевый фаянс. Из дешевых шкурок с помощью краски и жира делал подделки под норку и соболя. Но был у него для вип-покупателей товар высокого качества.
Я, работая у него на складе, предложил вести учет с помощью таблиц, чем-то похожих на известные таблицы Excel, и по памяти вспомнил несколько формул, которые помогли оптимизировать торговлю, чем привел его в восторг. Также я вспомнил историю деревенского паренька из Америки Фрэнка Вулворта и предложил Ляо Фыню сделать ценники на товары вместо того, чтобы каждый раз подолгу торговаться. Сначала его скупердяйская душа восприняла затею с недоверием, но он решил попробовать. Я сделал ценники с указанием минимальной скидки, снаружи лавки поставил соответствующий плакат, и дневная выручка превзошла недельную. Ляо Фынь с горящими от жадности драконьими глазами, окрыленный успехом, уже рассуждал о расширении торговли, а я практически за неделю стал его правой рукой. Хуже всего в этой ситуации было то, что мне приходилось изображать неподдельное холопское подобострастие, но деваться некуда, это минусы работы агента под прикрытием. Ляо Фынь настолько стал мне доверять, что я однажды увидел заветную шкатулку для золота и она действительно была наполнена золотым песком и самородками.