– Белка – даже в Тульской губернии мех бросовый, – рассуждал Ефим, пережёвывая свою порцию «сухпайка». – На подкладки к шубам идёт. Хотя, иные и беличьей шубе бы обрадовались. Моя Марья, земля ей пухом, всё заглядывалась. Просить не просила, понимала, что не по кошельку нам, однако ж такого не скроешь… Снилась она мне нынче ночью, Семён Семёныч, – добавил он со значением.
– Звала за собой? – тут же поинтересовался я.
– Не, не звала, – спокойно ответил Ефим. – Стояла токмо с детками и глядела… словно жалеючи. К беде это, Семён Семёныч, к бабке не ходи. Упредить хотела, видать.
– Может, и так, – согласился я, вспоминая, что подобные представления о снах благополучно дожили и до моих времён. – Мне тоже тут неуютно, Фима. Но я в скиту задерживаться не собираюсь – если ты намекаешь на уход.
– Да не намекаю, а прямо говорю – не уживёмся мы с ними, – уверенно сказал Ефим. Его кусок вяленой медвежатины – то бишь походный обед – уменьшался на глазах, а в медном котелке, который он извлёк из котомки и набил снегом, уже закипала вода. – Коли людишки от мира прячутся, значит, боятся чего.
– Прямо как мы с тобой, – едко заметил я.
– А то! Токмо бояться по-разному можно. Кто-то мира опасается, а кто-то сам свои язвы миру явить боится. Мы с тобою просто бегунки, а они словно обиду на людей затаили и тем живут… Слышь, Семён Семёныч, а правда, будто солдаты петровы их заживо в скитах жгли?
– Брехня, – ответил я, тоже стараясь потщательнее прожевать свой кусок. – Сами скиты поджигали, веря, что вознесутся на небо, так как воинство антихристово по их души явилось.
– Дурачьё, – повторил Ефим свой диагноз. – Хотя, если б нам в ворота солдаты стучались, всякое можно было бы подумать. Но самим себя жизни лишать Господь запретил. Грех это… Так что ты надумал насчёт уйти? Станем лета ждать или по весне отсюда двинем?
Я скосил глаза на связку заячьих тушек, сложенных на лапник. Эта добыча – наша легальная возможность свободно поговорить. Но солнце уже клонится к горизонту, надо закруглять беседу.
– Чем раньше, тем лучше, – сказал я, задумавшись. – Но сперва надо решить, куда двигать станем. Оно нам надо – выйти из лесу и сразу на кукан попасть?
– А и верно – куда уходить? Я ведь в здешних краях не бывал, токмо по слухам чего ведаю.
– Давай думу думать, Фима. На то у нас и головы на плечах…
Я окинул мысленным взором не только наше незавидное положение, но и обстановочку в Российской империи и близ её границ. Итак, что мы имеем по состоянию на зиму 1879 – 1880 годов?
3
Надо сказать, что застряло в моей памяти не так уж и мало, я боялся, что плохо помнил материал по XIX веку. Ан нет, кое-что полезное задержалось в извилинах.
Китай не рассматриваю, там сейчас последствия опиумных войн в полный рост и соответствующая преступность. Триады в том виде, в каком я о них читал – они родом аккурат отсюда. Да и злой на нас китайский мафиози тоже в наличии, ну его к чёрту. Российская империя считает нас чуть ли не английскими шпионами, Выкрест определённо пожелает узнать, куда подевались его любимые ассигнации, в Иркутске нас тоже ждут неприятности разного калибра. Словом, не успел «попасть», а уже попал по полной программе. Так что вариант остаться в России только один – смена имени, документов и легенды. Да и то риск, что встретим знакомых. Увы, но родимые осины придётся на время покинуть. Вопрос только, в какую сторону.
В Японии сейчас в полный рост индустриализация, модернизация, увлечение западной модой и прочие прелести реставрации Мэйдзи. Сейчас там, в отличие от эпохи Эдо, до фига гайдзинов, среди которых встречаются как толковые спецы, так и откровенные проходимцы. Всё как у нас при Петре Первом. Словом, если есть средства, то затеряться на островах не проблема. Язык? Несколько фраз по-японски я знал, да и у жителей островов сейчас повальное увлечение европейскими языками. Как-то объяснимся на первых порах, а там видно будет. В конце концов, из Японии в Индию, Европу и США есть пароходные рейсы. Вариант? Вариант. Значит, держим в голове как один из возможных маршрутов.
Далее – Северная Америка. Это в моё время там большая беда с образованием и инфраструктурой, которую ребята ухитряются пока ловко скрывать. Здесь это реально страна железных дорог, инженеров и изобретателей, локомотив индустриализации. Рулят промышленники, а не банкиры. Эпоха ковбойской вольницы и индейских налётов уходит в историю. Тоже вариант. Вопрос лишь в том, на что мы там можем себя применить? Английский я знаю плохо, Ефим вообще не знает. Только лопатой махать, но если совсем прижмёт, то можно податься и туда.
Европа? Ну, такое себе удовольствие после франко-германских войн. Да и матушка Русь близко, выдать могут, если придёт соответствующий запрос. Телеграф имеется, могут и ориентировку прислать. Вычёркиваем.
Южную Америку с Африкой не рассматриваю в виду иных опасностей, красочно описанных хоть у того же Луи Буссенара или Жюля Верна. Индия отпадает в силу её климата и подозрительности британских колониальных властей. Если здесь я типа английский шпион, то на полуострове Инодстан мгновенно стану русским шпионом. А там закон джунглей, тигр – прокурор, всё такое… Спасибо, не надо. Остаётся разве что Австралия, но это тоже британская колония, и те же соображения по поводу шпиономании.
Что имеем в сухом остатке? Либо отрастить старообрядческую бороду и пытаться вжиться в общину скита, либо валить отсюда нафиг. Перспективный маршрут вырисовывается пока только один – из тех, что есть поблизости и нам по карману.
– Надо в Хабаровск двигать, – сказал я, подумав как следует. – Вроде оттуда пароходы идут – в Китай и Японию. Нам туда и надо.
– Россию-то покидать боязно, – вздохнул Ефим. Мы уже выпили взвар из сушёных ягод, взятых «из дому», и собирали в вещмешки своё нехитрое имущество. – Иди знай, каково оно там живётся, у тех китайцев да японцев. Поди не как у нас.
– Везде люди живут, – философски заметил я. – Ну, что, пошли, Фима. А то ещё хватятся нас, поисковую группу отправят, а потом занудные лекции о смирении прочтут.
– Да ну тебя, Семён Семёныч, с твоими мудрёными словами, – хмыкнул туляк, и добавил с непередаваемой иронией: – Скубент. Ну, коли договорились, то весной, как лёд на реках сойдёт и дороги просохнут, уйдём отсель.
Западный горизонт, просматривавшийся промеж деревьев, начал алеть: зимой это к морозу. Куда ж ещё больше, и так, по моим ощущениям, минус двадцать. Значит, нам с Ефимом в ближайшие дни за ворота ходу нет: замёрзнем в тайге нафиг. Вовремя поговорили.
4
Именно здесь, в отшельническом скиту, я понял, что такое информационный голод. И как эта штука может свести человека с ума.
Если в более-менее цивилизованных местах хотя бы газеты были, или образованные люди, с которыми одно удовольствие побеседовать, или на худой конец бабьи сплетни можно было послушать, то здесь или молитвы, или скупые разговоры строго по делу. Может, староверы внутри своего общества как-то развлекались, что-то праздновали, я не знаю. Но за всю зиму ни единого раза нас за праздничный стол не пригласили: чужаки. Блин, они даже давно вошедшие в традицию колядки не практиковали, почитая и их бесовским наваждением. Молитвы, пост, разговение, молитвы, пост, работа, охота… и так по кругу, без конца, без просвета. Разве только в церковные праздники разок крестный ход устроили, аккурат на Рождество, да повечеряли после молитвы чем-то вкусно пахнущим – снова без нас, мы трапезничали в клети. И на этом всё.
А ведь их предки наверняка знали те же колядки, и даже купальские костры. Похоже, я своими глазами наблюдал тот самый процесс, когда малая часть, оторванная от общества, начинает фанатично придерживаться установлений пращуров, в частности религиозных. Типа, скоро конец света, так давайте блюсти библейскую святость. Прочь бесовские наваждения, не то спасения души не дождёшься.