Так и разошлись, пожелав друг другу спокойной ночи. Думаю, Петр Тимофеевич решил, что я никуда не денусь, а его более чем прозрачные намеки вынудят меня сомневаться, и подтолкнут к откровенному рассказу?
И правда, куда я денусь с подводной лодки? Хотя анекдот еще неизвестен, да и концепция такого судна еще характерна только для романов Жюля Верна. Но смысл понятен — до берега, который изредка показывается на горизонте, мне просто так не добраться. Можно сколько угодно смешивать показную доброжелательность и вежливые намеки на мое вранье, пока я сам не изложу всю историю. А очаровательные девчонки и милый мальчишка только помогут размягчить мое сердце, ожесточенное скитаниями, заключением, и отсутствием участия.
***
Спасательную шлюпку я обследовал еще в самом начале путешествия. Ничего особого. В одиночку, возможно, и тяжеловато будет, но терпимо. Тут хоть направо плыви, хоть налево относительно курса яхты, рано или поздно на берег наткнешься. Предпочтительнее, конечно, на север — туда точно поближе.
Темень сейчас египетская — ясное небо, радовавшее днем, к вечеру затянуло тучами, так что после захода солнца ни звезд, ни луны не было. Мне достаточно втихаря спустить шлюпку, где я припрятал еще днем флягу с водой и немного продуктов, отплыть на пару сотен метров — и всё. Никто меня до утра не найдет. А там — хоть трава не расти. Что потом, когда я до берега доберусь — думать не хочу. Мне бы только подальше от этого замечательного графа, от которого ничего хорошего я не жду.
Поначалу всё шло гладко, как в кино прямо — я вывел шлюпбалки за борт, и потихонечку травил тали, опуская шлюпку то с одного конца, то с другого, чтобы сильно не перекашивалась. Подсвечивал себе при этом фонарем со звучным названием «летучая мышь», прикрутив фитиль на минимум. Вахтенный матрос в это время задумался о смысле бытия, и тихое поскрипывание, производимое спуском на воду, ему в этом помехой не было.
Нос шлюпки уже коснулся воды, которая начала похлюпывать мелкими волнами под новым препятствием, я передвинулся к корме, как вдруг услышал на палубе голос графа:
— Почему спим?
— Прошу прощения, ваше сиятельство! Задумался как-то. Больше не повторится!
Я конца разноса ждать не стал, и опустил теперь уже свое плавсредство на воду окончательно. Осталось отстегнуть тали и оттолкнуться веслом.
— А где шлюпка по левому борту?
Вслед за вопросом появился и Петр Тимофеевич. Вернее, его голова, подсвеченная фонарем. Рядом высунулся вахтенный.
— Спасибо за гостеприимство, ваше сиятельство, — скопировал я матросское обращение, — но я теперь сам по себе!
Оттолкнувшись, я вставил весло в уключину и сделал первый гребок. Отсутствие навыка сказалось — я позорным образом чиркнул оковкой по воде, подняв кучу брызг.
— Куда вы, Семен? — удивленно спросил Образцов. — Подумайте, куда вы отправляетесь? Вернитесь! Даю слово, что высажу вас в Гельсингфорсе и не буду удерживать! И даже снабжу вас средствами на первое время!
Плавали, знаем. Джентльмен — хозяин своему слову. Захотел — дал, передумал — назад забрал. И если у тебя паранойя, то это не значит... А есть она у меня? После армянских молодцев — на троих хватит. Знаменательная многодневная встреча привела к тому, что я готов подозревать в недобром умысле даже мальчика Сережу, которому теперь придется сражаться в «чапая» с кем-нибудь другим.
Второй гребок получился, в отличие от первого, слишком глубоким. Но потом я приспособился и начал отмахивать с относительно ровной периодичностью. Пошло дело! И возгласы восторга, сопровождавшие спуск на воду второй шлюпки, всё удалялись. Тут в голову мне пришла внезапная умная мысль, и я свернул в сторону, пытаясь плюхать как можно тише. Сколько я успел проплыть? Метров пятьдесят, не больше. Слава богу за темень, иначе видно бы меня было далеко.
Теперь я двигался тихо, хоть и не так быстро. Даже остановился, чтобы обмотать ветошью ручки весел до самого валька. С целью профилактики мозолей. Потому что как только я натру ладони, тут же скорость моя упадет до нулевой.
Повезло мне, не иначе. Преследователи, сопровождаемые матом пополам с понуканием, проплыли совсем недалеко, но свет их фонарей до шлюпки не достал. Зато я теперь точно знал, куда двигаться. Вернее, откуда. Потому что за криками и скрипом уключин меня вряд ли услышат, если только я не стану распевать во все горло песни и производить другие, не менее противные звуки. Вот так, потихонечку, гребок за гребком.
Очень скоро, минут через пятнадцать, наверное, огни яхты превратились в пятнышко на горизонте. И вовсе не потому, что я весь из себя крутой гребец. Просто меня подхватило какое-то местное течение, совсем мизерное, наверное, но мне хватило. И понесло потихонечку вдаль. Немного не на север, скорее, почти на запад, но я не в претензии. К тому же я сейчас не совсем уверен в направлении. Утром сориентируюсь по солнцу. Интересно, а почему они шлюпку спустили, а не стали догонять основным судном? Побоялись повредить в темноте и пустить меня на дно? Или слишком долго машину раскочегаривать? Но так или иначе я удалялся от слишком любопытного графа и его таких милых родственников. Ребята, я буду скучать, честное слово!
***
Часа два спустя я понял, что устал. Первоначальное возбуждение прошло довольно быстро, а как адреналин кончился, так и началась обычная работа. Только в темноте. Свой фонарь я потушил в самом начале, да и что бы я увидел? Ночное море? Зрелище романтическое, спору нет, но тратить на это далеко не бесконечный запас топлива — увольте.
А как навалилась усталость — так я решил и поспать. Всякие мысли в голову лезли постоянно, подсказывая, что будь я поумнее, так не стал бы бежать сейчас, а дождался бы следующей ночи, когда согласно наметкам курса, мы были бы почти рядом с берегом. С другого плеча пошептывали, что сообразительный и вовсе бы дождался прихода в Гельсингфорс. А я все эти мыслишки посылал подальше, потому что никто не знает, какая погода будет завтра, и в каком состоянии я бы сошел на берег. Опоили бы винишком в смеси с общедоступным опиумом, да и оттарабанили бы в нужное место. Княжество Финское, оно только на бумаге автономное и независимое, а на деле, если скажут из Питера, так и возьмут под козырек. Точно так, как и при Советской власти выдавали всех пойманных из Союза бегунков, и никого стремление к свободе не волновало.
Я глотнул немного воды из фляги, накрылся с головой ветошью, да и задремал, предварительно затащив весла внутрь и тщательно их укрепив. Не хватало еще очнуться и выяснить, что вместо мотора у меня только ладошки.
Проснулся я не от пения птиц, а от кратковременного полета. Лодка моя налетела на препятствие в виде камня. Противного, еле торчащего из воды.
Огляделся по сторонам и вспомнил подходящую к ситуации песню; скоро рассвет, выхода нет. Небо серело справа от меня. Уровень освещенности — сильные сумерки. Из хороших новостей — камень предварял собой береговую линию. Вон она, суша, метров десять осталось, не больше. Конец хороших новостей. Потому что передо мной был ни фига не материк, а так, мелкий плевок в вечность. Остров метров семи в поперечнике высотой до двух метров над уровнем моря. Из растительности — одни только микроорганизмы. Ни деревьев, ни кустов не имелось. С фауной тоже беда. Одним словом, камень чуть более крупный, чем тот, к которому я невольно пришвартовался.
Так что надо отчаливать и держать прямо. Благое дело, течение довольно сильное, раз меня приложило к камню, а не мягко толкнуло. Тут еще волна помогла в виде вспомогательного фактора. А мы уйдем на север. Там флегматичные чухонцы, как-нибудь с ними коммуникацию налажу. А там буду думать, кто виноват и что делать.