Кто-то прикладом винтовки высаживал дверь. Подоспел милицейский отряд…
Этот эпизод я узнал не от Камилы Усмановны, а от матери. Она сказала, что сама старая учительница не любит вспоминать о нем, а мама прочла об этом в газете, когда Камилу Усмановну награждали к семидесятилетию орденом Октябрьской революции, и о ней была большая статья.
— Мам, а почему Камила Усмановна одинока? — спросил я как-то.
— То есть? — мама удивленно вскинула брови.
— Ну, она всегда одна приходит, и сама говорила, что одна живет.
Мама ласково потрепала меня по вихрам.
— Эх, Лохматка, Лохматка… Так жизнь сложилась. Муж ее, тот самый председатель, на войне погиб… Но она не одинока. У нее много детей. Тысячи учеников, которые ее любят и называют своей мамой.
ГАДАЛЬЩИК
От остановки Аклан трамвай под номером восемь набирал скорость, лихо звеня.
Наверное, вагоновожатому самому нравилось ездить по узкой улочке, окаймленной с обеих сторон серебристыми тополями. Мелькали поликлиника, чайхана, аптека, какие-то лотки…
В открытые окна запрыгивал ветер и гулял по вагонам веселым безбилетником.
Я любил утренние трамваи. Любил ездить с отцом на базар, помогать ему таскать тяжелые сумки с овощами и всякой прочей снедью.
Возле самого старогородского базара трамвай тянул медленно: шел на подъем. Случалось, пассажиры-мужчины выпрыгивали на гравий и толкали трамвай.
Тогда они сами будто превращались в мальчишек. Так азартно пыхтели и весело подначивали друг друга. Иногда при этом отец говорил:
— Давай прогуляемся. Тут недалеко.
На самой горке располагались бесчисленные будочки мастеровых. Гончары. Резчики по ганчу. Ювелиры. Чеканщики. Кузнецы. Жестянщики. Столяры, они же и продавцы бешиков — маленьких, радостно разноцветных деревянных люлек.
Здесь же мастера принимали заказы.
Мне почему-то особенно нравилось идти сквозь эти ряды. Слушать дробь молоточков, стук дерева и звон металла, деловую перекличку людей. Хорошо бы все это возродить.
Завершала длинный ряд вовсе крохотная будочка.
Из открытой дверцы, будто из рамки картины, выглядывал ветхий старичок в таком же ветхом полосатом халате и чалме. Борода серебристым дымком стекала к коленям. Отрешенный взгляд его был обращен к небу, а тонкие и темные, как страницы корана, пальцы, перебирали четки — простые урюковые косточки, нанизанные на нитку.
— Что он здесь делает? — спросил я как-то отца.
— Гадает, — улыбаясь ответил он.
— Давай посмотрим.
— Незачем, — и отец потянул меня в сторону.
Гадает… Как-то странно прозвучало это для меня. Совсем недавно Левитан объявил по радио, что в Советском Союзе впервые в мире запущен в космос искусственный спутник земли. А вчера Акрам, захлебываясь от радости, сообщил мне, что ночью видел, как между звезд двигался еле заметный огонек. Первый спутник! И вдруг…
— А кому он гадает?
— Желающим.
— А что он может нагадать?
— И счастье, и беду.
— А еще?
— Будет урожай или нет. Всякие болезни.
— Откуда ему все известно?
— Это большой секрет! На то он и гадальщик.
— Сможет старик отгадать, сколько лет проживу я?
— Э, брат, этого тебе никто не скажет, — отец рассмеялся. Он вообще не верил ни в какие гаданья и приметы. Ни тогда, когда поднимался в атаку под Оршей. Ни тогда, когда был ранен.
Мы спускались под горку к базару.
— Смотри, осторожней! — услышал я оклик отца.
Мимо нас, словно считая стыки рельс, прогрохотал трамвай.
— Глядеть в оба гораздо полезнее, чем слушать самого лучшего гадальщика, — сказал отец.
Тогда я посчитал его слова шуткой и насколько это серьезный совет, я тогда так и не понял.
Мне еще предстояло расти и набираться ума.
ТАХИР И ЗУХРА
Его звали Тахир. Ее — Зухра. Они жили на Ташкуче, по соседству. Дворы их разделял низкий дувал.
Ему было четырнадцать весен. Ей столько же. Почти наши сверстники. Но они нам казались много старше, почти взрослыми.
У него не было отца — умер от смертельного в те годы туберкулеза. Но было много сестренок и братишек. Зухра же была одна у родителей.
Когда ты самый старший в семье, то должен быть опорой младшим. Тахир был надежной опорой и им, и матери.
После школы, наскоро перекусив, он брал стеклянный баллон и спешил на Зах-арык. Тахир ловил пиявок. Он вытаскивал на свет камни, обросшие тиной, и снимал с них липких тварей. У многих пацанов они вызывали омерзение и даже испуг, а Тахир их запросто брал двумя пальцами и отправлял в баллон с водой.