Аскарьянц, казалось, разделял с пацанами эту радость, и не однажды я замечал, как он, остановив своего ослика, глядит очередному лихому «гонщику» вслед. Как-то Акрам подошел к нему и сказал:
— Прокатитесь, если хотите!
— Я?! Куда мне, — вздохнул керосинщик, утирая платком мокрый лоб. — Я не умею.
— А что тут уметь? Садитесь и крутите педалями.
— Это вы можете, а я нет, — грустно улыбнулся Аскарьянц. — Понимаете, у меня в детстве не было велосипеда. А если бы и был, где кататься? Горы, камни… Другое дело — осел или конь.
Тогда я еще не понимал: любая радость хороша, когда она вовремя и доступна…
Аскарьянц был нашим единственным взрослым другом. И, согласитесь, в жизни, к сожалению, не часто встречаются такие чудаки… Он выручал нас в самые трудные моменты. Когда, казалось, ситуация уже безнадежна, на помощь приходил керосинщик. Какой еще взрослый на такое способен?..
Тогда мы с Акрамом учились в пятом «а» классе, Рахмат в параллельном — пятом «б».
Математику у нас преподавал Юрий Семенович — тучный, высокий учитель с орлиным носом. Фронтовик. Раненую левую руку он держал согнутой, пряча ладонь за полой кителя. Как вождь, которого мы часто видели на картинках и в кино. Может, Юрий Семенович и подражал ему?
Это был очень строгий и справедливый учитель. Мы побаивались его, но уважали. Объяснял он четко, понятно. Стыдно было после этого не решить пример или задачу. Но такое, конечно, случалось, особенно у нас с Акрамом: обоим туго давалась математика.
Однажды долго вместе пыхтели над домашним заданием по алгебре, но так ничего и не добились. В прескверном настроении брели мы в школу. У самых ворот нас догнал Рахмат. Узнав о нашей беде, он вдруг повеселел:
— Какой урок у вас математика?
— Третий, — вздохнул я.
— Вот и хорошо, — Рахмат поставил портфель между ног и потер ладони.
— Чего хорошего? — не понял Акрам.
— А то, что у нас третий — урок труда, могу сбежать.
— Ну и что? Нам-то не легче…
— Эх вы, дынные головы! Я же хочу вас выручить.
Мы удивились, ведь сам Рахмат математику еле-еле тянул на троечку. Неужели он всерьез собирается помочь нам решить задачу?
— Я сорву у вас урок, — пообещал он.
Трудно было принять слова Рахмата всерьез. На уроке я сидел, боясь поднять голову. Акрам тоже сосредоточенно смотрел в открытую чистую тетрадь.
Вот сейчас Юрий Семенович раскроет тяжелый школьный журнал. Проведет ногтем по списку, вскинет голову и скажет: «Разумов, к доске…»
— Разумов, к доске!
Я был погружен в самые мрачные мысли и ничего не слышал.
— Разумов, я к тебе обращаюсь!
Кто-то, хихикнув, ткнул меня в бок. Я вскочил из-за парты.
— Меня… Я?..
— Да, да, ты… Бери тетрадь и шагай к доске.
И тут произошло невероятное. Дверь класса приоткрылась и показалась голова… осла.
Все двадцать девять учеников во главе с Юрием Семеновичем замерли.
А осел как завопит! Аж стекла зазвенели и лампочка качнулась на потолке.
Что тут началось! Ребята повскакали с мест, окружили осла, стали хлопать его по бокам, смеяться.
Юрий Семенович храбро вытолкал животное, но, что и говорить, урок математики был сорван. Впервые за пять лет.
Виновник происшествия, впрочем, отыскался тут же. Его заметил школьный сторож Икрам-ата.
Рахмат успел сигануть через запасную дверь на улицу, но уже было поздно…
На следующий день Рахмат вернулся домой с грозной запиской, чтобы в школу обязательно явились родители. Записку написал Юрий Семенович, который не любил жаловаться директору, а во всем разбирался сам.
Как, однако, быть? Отец Рахмата давно оставил семью, а мать с утра до ночи работала на конфетной фабрике.
Очень уж не хотелось Рахмату расстраивать мать. Ведь у нее на руках еще сестренка и двое братишек.
Надо выручать, он ведь из-за нас пострадал, хоть мы и не просили.
И тут Акраму пришло на ум — попросить Аскарьянца побывать в роли Рахматова отца. Идея понравилась. Тем более, что в школе отца Рахмата никогда не видели.
Выслушав такую, прямо скажем, не совсем обычную просьбу, наш друг керосинщик поначалу испугался, как маленький.
— На преступление толкаете?
— Какое преступление! — взмолились мы. — Товарища надо выручить.
— Эх, огольцы-сорванцы, — осуждающе сплюнул под ноги Аскарьянц, но в голосе его мы почувствовали нотку сострадания. И постарались развить успех.