Тем временем наш заводила Витька-Каланча лазил под корягами, шарил там руками.
Вдруг он выскочил пулей на берег, а в растопыренных пальцах… рак! Не розовый, не красный, оказывается, а темно-серый, почти черный. Шевелит клешнями влево-вправо. Таращится по сторонам, будто ничего не поймет. А мальчишки как завизжат не хуже девчонок — и врассыпную!
Никогда еще не видели такого чудища.
— Да не бойтесь вы, лопухи, — успокоил Каланча. — Не такой уж он и страшный. Могу даже ему сунуть палец.
— А ну, — сказал голопузый Санька, на всякий случай держась подальше.
Слово — не воробей. И Каланча продемонстрировал свою храбрость. Но тут же завопил, прыгая на одной ноге:
— Ой-ой-ой, мамочка-а!
— Что такое? — окружили его ребята, хотя и было страшновато.
— Ничего, пустяк, — помахивая освобожденным пальцем, кисло улыбнулся Каланча.
Он опустил пленника в ведерко с рыбешками, и мы гурьбой полезли в воду. Уж больно припекало летнее солнце.
Накупавшись вволю, плюхнулись на песок. Горячий, приятно щекочущий…
И тут Санька голопузый как закричит (он, оказывается, не купался, вертелся все время возле ведра):
— Ребя! А пескарей-то нет…
Мы окружили ведро, словно колодец. На его поверхности плавали рыбешки, располосованные пополам…
Конечно же, это постарался чертов рак со своими клещами-клешнями.
Почему-то это придало нам ожесточенной храбрости, и вместо дальнейшей ловли рыб, мы вытащили десятка по полтора раков.
Не меньше оживления вызвала наша добыча дома…
Теперь мы каждое утро спешили на речку за раками.
Некоторые мальчишки даже пустились на хитрость.
Набрали пустые консервные банки и раскидали их вдоль берега по затонам и корягам. Не знаю, кто придумал первым эту ловушку, но раки, видимо, посчитав банки за норки, охотно прятались в них.
К счастью, такая обманная ловля не привилась среди нас. Не было в ней чистого азарта, того, что отличает истинного охотника и ловца от браконьера. И мы продолжали ловить раков руками.
А через несколько лет их не стало. Не только в Аксу, но и в других местах, где мне приходилось бывать.
Куда делись раки? Неужели их всех переловили?
Став взрослым, я узнал, что раки, еще больше, чем рыбы, не выносят загрязненных водоемов…
ЦЕЛЕБНАЯ КРАПИВА
Кому в детстве не доставалось за какую-либо проказу кустиком крапивы? Тут на всю жизнь запомнишь обжигающую боль, словно тебя ошпарили кипятком.
Помнится, мы, мальчишки, лазали в соседний огород за огурцами. Узнала об этом моя бабушка, поймала и — хлесь, хлесь! — крапивой пониже спины.
— Ой, ой, — закричал я. — Больно!
— Ах, больно! А по чужим огородам лазить не больно? — и снова хлесь, хлесь!
— Ой, ой, горит!
Я вырвался из ее рук и убежал в конец сада. Сад был густой, вишневый. Хотел я сесть на старую скамейку, да не могу. И не столько от боли, сколько от обиды заревел еще громче. Бабушке скоро стало жалко меня… Подошла и говорит:
— Не плачь, Петенька, сейчас все пройдет!.. Это я не со зла, а чтобы тебе в науку пошло. Боль от крапивы, если хочешь знать, целебная… От всяких там радикулитов помогает.
Не принял я тогда бабушкиных слов всерьез. Просто пропустил мимо ушей.
Как-то весной смастерил я новый скворечник. Прибил его на крыше. А вскоре и новоселы поселились в нем. Шустрые, шумные, по саду порхают, собирают прутики, пушинки…
А потом новоселы как-то сразу стихли. Скворчиха осталась сидеть на яйцах, а скворец отдыхал рядом на жердочке. Только рано на рассвете и вечером он звонко распевал свои песни.
Иногда я садился на лавочку и долго наблюдал за ним. Серое в крапинку горлышко слегка вибрировало, поблескивало на солнце, издавало дивные хрустальные звуки. Интересно! Маленький сам, а такой голосистый!
Спустя некоторое время, очевидно, появились птенцы. Потому что скворец теперь уже меньше пел и в поисках корма стремительно носился по саду. То личинку какую-нибудь принесет, то кузнечика…
А однажды я его увидел в крапивнике, что был за садом. Но что там делает скворец? Смотрю, а он клювом — хвать! — листок крапивы — и к скворечнику, и прямо в окошечко.
— Бабушка, иди сюда! — закричал я.
— Что еще там? — она полола грядку с капустой.
— Скворец крапиву в гнездо таскает. Он же погубит птенцов. Надо что-то делать!
Бабушка выпрямилась, сощурилась от солнца и говорит так хитро: