Оказывается, нет, не всегда. И даже наоборот!
…Осенью мы охотились на кекликов в районе Акчи. Как-то вечером уставшие и продрогшие вернулись в мазанку егеря Низама. И тут возле печки, освещенной керосиновой лампой, увидели пса Олопара. Пес был охотничий. Помесь сеттера и дворняги. Отлично брал фазана, зайца, шакала… В общем, универсал. Или как еще пошутил мой спутник Петрович: «Охотник широкого профиля».
И вот этот «охотник», прижавшись лохматым боком к печке, жалобно скулил.
— Что это с ним? — спросил я Низама.
— Э, садитесь, — вздохнул егерь, обращаясь ко мне и Петровичу. — Сейчас расскажу, только чай поставлю.
А вскоре Низам поведал нам за уютным самоварным чаепитием такую историю.
— Вышел утром в поле. Тут у меня еще с лета находился стог снега. Думаю, принесу немного корма овцам. За мной, как всегда, увязался Олопар. Не может же охотничья собака без дела сидеть в конуре. Только мы стали подходить к стогу, а из-под него заяц-толай как сиганет свечой кверху — и давай улепетывать скачками в сторону тугайных зарослей. Пес мой — следом. Даже взвизгнул от охотничьей страсти. До тугаев далеко. Вот мой Олопар и начал настигать косого. Десять метров остается, пять… Но что такое? Заяц перевернулся через голову и очутился на спине.
«Ну, вот все, конец», — мелькнуло в голове. Честное слово, жалко стало косого. Я зажмурился. А когда открыл глаза, увидел Олопара на стерне. Прижавшись к земле, он жалобно скулил.
А что же заяц-толай? Косой безнаказанно приближался к тугаям.
Я подбежал к собаке. Живот ее был распорот. Сочилась кровь. Ну и заяц! Вот так удар! Четкий, расчетливый. Прямо боксерский. А я его еще пожалел. Что ж, ничего не поделаешь… Пришлось Олопара завернуть в мешковину, приготовленную для сена, и скорым шагом на ферму к знакомому ветеринару.
Мы с сочувствием посмотрели на пса.
— Будет ли он теперь охотиться на зайцев? — спросил Петрович не без иронии.
— Не знаю, — серьезно ответил Низам. — Выздоровеет, посмотрим…
В ГОСТЯХ У БЕЛЫХ ВЕРШИН
Я люблю путешествовать. На машине, на поезде, в самолете. Даже на ослике. На чем посчастливится.
Когда человек едет, он много видит. А с остановками — еще больше. Но если в путешествии с тобою верный друг, много видевший и потому немало знающий, — считай, что тебе повезло втройне.
Таким другом мне в путешествии через перевал, что в Тянь-Шаньских горах, был чабан Нигматулла. Он уроженец этих суровых и прекрасных мест и здесь ему с детства знакома каждая тропинка. Каждая скала. Каждый родничок.
Горы огромные, а кишлак, в котором живет Нигматулла, крохотный — в десять-двенадцать домиков.
— Самый красивый кишлак на земле, — говорит с гордостью чабан. И надо ли его оспаривать?
Действительно, у кишлака и название красивое: «Кок терак». «Зеленый тополек». Поэтично!..
Что люди берут с собой в путешествие?
Еду, одежду, фотоаппарат. А я всегда кладу в сумку блокнот и карандаш. Чтобы записать самое интересное.
Итак, в добрый путь!
Дорога плавно обогнула скалу и стала карабкаться вверх. Слева внизу глухо шумела река, ворочая камни, а справа — темными пятнами по вершине поднимались к ледникам арчовники. Старые и молодые. Зимой и ранней весной они задерживают снег, оберегая дорогу и кишлаки от обвалов. Длинные, до пяти метров, корни сохраняют влагу и питают ею родники. Не дают ходу оползням.
Вот какое это полезное и стойкое растение, арча! Не говоря уже о красоте нашей горной «елки».
В открытое окошко машины приятно пахнуло хвоей. И вскоре на обочине дороги мы увидели зеленый щит, на котором белые буквы предупреждали: «ВОДИТЕЛЬ! БУДЬ ОСТОРОЖЕН, ЗАПОВЕДНИК».
— Смотри внимательнее, — сказал Нигматулла.
Машина натужно еле тянула вверх. Была возможность оглядеться.
«Куда уж внимательнее», — подумал я и тут впереди увидел лису-огневку. Метя роскошным хвостом, она, не торопясь, перебегала дорогу.
Вот это да!
— Что я говорил! — улыбнулся Нигматулла.
На спуске решили сделать коротенький привал. Пусть мотор отдохнет, да и ноги надо поразмять.
Над нами круто нависали обветренные коричневые скалы.
Было тихо.
Совсем рядом пушистым белым медвежонком скатилось по ущелью облачко.
Вверху кто-то, по-сурчиному осторожно, свистнул.
Нигматулла положил мне на плечо руку и сжал: смотри!
На гранитной плите островерхой скалы стоял кеклик и беспокойно озирался по сторонам.