И в этот мир, созданный поэтессой, мне не раз еще предстоит заглянуть.
…В тот вечер в лекционном зале, специально предоставленном нам по случаю встречи с поэтессой, народу было набито битком. Многие привели с собой друзей, знакомых. А кто-то пришел сам, прослышав о встрече.
Наталья Павловна была в скромном темном платье, с небольшой сумочкой. Глаза ее глубокие, каштановые, светились каким-то таинственным блеском.
Поэтессу посадили в президиум за стол, покрытый зеленой бархатной скатертью и украшенный огромным букетом бульденежей.
Контакт наладился как-то сразу, непроизвольно, будто мы с ней были знакомы давным-давно.
Наталья Павловна рассказала немного о себе, о Литинституте, где ей посчастливилось проучиться несколько послевоенных лет. О дружбе с М. Агашиной, И. Гофф, О. Кожуховой, К. Ваншенкиным, Р. Гамзатовым, В. Солоухиным.
Эти писатели по праву стали гордостью многонациональной советской литературы. С некоторыми из них Наталья Павловна не порывала связей, находясь далеко от столицы, вела переписку.
Поэтесса рассказала и о руководителе их творческого семинара знаменитом поэте Владимире Луговском. Студенты в шутку, но с уважением называли его «бровеносцем». За необычайно густые седоватые брови. И вообще он был высоким, стройным, красивым. Это он, кстати, в один из своих приездов в Узбекистан, который безмерно любил всем сердцем и воспел во многих прекрасных стихах, заметил дарование молодой поэтессы. Тепло поддержал ее словом и делом.
Не обошлось на встрече с Буровой и без неизбежного вопроса: как вы пишете?
— Удивительное дело, — ответила Наталья Павловна. — Бывает, что и месяц, и три, и полгода не прикасаешься к бумаге. Конечно, переживаешь, думаешь: вот и все, больше уже никогда «это» не придет… А в тебя уже вселилась какая-то музыка, пробуждаются смутные образы, забытые запахи. И вдруг незаметно для себя начинаешь писать. В такие дни я могу «выдавать» и по стихотворению, и по два, и по три. А однажды написала даже пять. Целую подборку!
Кто-то попросил почитать новые стихи.
Наталья Павловна засмущалась.
— Голос уж больно у меня неважнецкий, как у дьячка, — сказала она.
— Ничего, ничего, читайте! — одобрительно зашумели молодые поэты.
И поэтесса прочитала новые стихи: «Поезда люблю, поезда», «Сердце Азии», «Цветут гранаты. Алые цветы».
Концовка этого стихотворения у многих с того раза осталась в памяти:
Зря Наталья Павловна беспокоилась за свой голос, кстати, хоть и глуховатый, но грудной, звучащий с какой-то затаенной силой. Истинная поэзия берет душевностью, неожиданным образом и свежей мыслью. А эти качества всегда были свойственны стихам поэтессы.
Затем и «семинаристы» прочли традиционно «по кругу» свои стихи. И встреча выросла в настоящий поэтический праздник.
Уже поздней ночью стали расходиться по домам. На улице недавно прошумел освежающий майский ливень. Листья деревьев матово отсвечивали под фонарями. Поблескивали булыжник, чугунная ограда скверика.
И влажная лунная тишь, и гудки со стороны вокзала, и капли с листьев — все это тоже дышало поэзией!
…Я стал изредка бывать в гостях у Натальи Павловны. Показывал ей свои стихи. Молодому поэту всегда лестно услышать похвалу и даже критику от старшего собрата по перу. А если это уже признанный мастер, такой отзыв — дороже втройне.
Наталья Павловна жила в отдаленном конце жилого массива Чиланзар, очень неблизко от центра.
Город после памятного землетрясения стал сильно разрастаться. Как в сказке, не по дням, а по часам. И ввысь, и особенно вширь. Рушились старые дома и административные здания, возводились новые. Едкая пыль висела над городом. Вместе с ней навсегда исчезли старый «примусный» быт и неспешный уклад жизни коренных ташкентцев.
Наталье Павловне несколько в грустинку было это новое. До Чиланзара она долгие годы жила на старой ташкентской улочке с поэтичным названием улица Двенадцати тополей. Вообще для нее старые названия, исчезнувшие навсегда, были не пустым звуком, а жили в сердце милой музыкой: Зерабулакская, Шейхантаур, Пиян-базар, школа имени Песталоцци… Памятные места, памятные встречи. Их невозможно вычеркнуть из жизни.
Оценку чужим стихам Наталья Павловна всегда давала прямую и кратко-однозначную: «Вот это нравится, а вот это нет…» И все.