С добренькой улыбкой, открывающей ровные вставные зубки, тетя Дуня приблизилась к полукругу наших кресел и скрестила руки на груди.
— Да какое тебе… — начал было, тараща глаза и бледнея от ненависти, Борька.
Но Шурик ловко и тихо его оборвал:
— Уроки, тетечка, готовим.
— Вот я и говорю, — вкрадчиво возразила тетя Дуня, — наука уж больно нечеловеческая. Неужели в школе этому учат?
— Это, тетя Дуня, астробиология, — засвидетельствовал я, так как знал, что пользуюсь у вредной тетки кое-каким авторитетом. — Самая что ни есть последняя дисциплина. Задали нам рассказ по астробиологии, да чтобы от первого лица. Для этого и день отгула дали.
Тут я понял по наступившей тишине, что напорол чепухи. Шурка странно моргнул и взялся за подбородок, Борька закрыл ладонями уши и зашипел.
— Вот оно как, — загадочно улыбаясь, проговорила тетя Дуня, — а мне вражина мой объяснил, что у вас учитель труда заболел. Что ж ты мне врал-то, враг? Или матери пора написать?
— Ч-черт! — процедил сквозь зубы Борька и отвернулся. Шурик с надеждой смотрел на меня.
— Да нет, тетя Дуня, зачем же матери? — глядя на старушку ясными глазами, начал я. — Боря просто торопился, он вообще говорит, как захлебывается. Учитель по труду заболел — это само собой. Ну, и, чтобы день не пропадал попусту, нам такое задание дали по астробиологии.
— А… — Старушка недоверчиво раскрыла рот.
— А вот по этой самой астробиологии у нас к вам, тетечка Дуня, вопрос. — Мне нужно было обогнать медленно работающие тетины мозги. — Вот в деревне у вас, в Псковской области, есть змеи или нет? В учебнике пишут, что нет, да нам не верится. Пишут, что очень для них там холодно.
Тетка Дуня перевела взгляд на Шурика, потом на Борю. Все серьезно молчали.
— Да кто пишет-то? — неуверенно начала тетя Дуня. — Они и не были там, наверное. Да у нас под городом Островом их полным-полно. Каждый год кого ни то кусают. А ляжет человек спать на лугу, захрапит, рот раскроет… — тетя Дуня показала, как спящий раскроет рот, — а змея-то и ползет на храп. Красная, черная, серенькая, а то еще белые бывают, и глаза у них зеленые. Коли белая укусила, так, считай, погиб человек. Ну, а в рот заползают всё больше серые. Спит человек, бывало, разморится, жарко ему, — тетя Дуня присела на краешек дивана, — и снится человеку сон, будто пьет он квас холодный-холодный. Пока ползет она в горло, значит. Проснется — и криком кричать. Одно только средство от этой беды: топи жарко баню, клади того человека в самый пар — и пускай он дышит над тазом с парным молоком. Почувствует гадюка молочный дух — и выпадет. Тут ее не упустить, а прутом застебать надо, потому что если раз заползла в нутро, то уж потом повадится.
— А для чего она залезает, тетя Дуня? — с интересом спросил Шурка.
Тетя Дуня с неудовольствием посмотрела на него и ничего не ответила. Недолюбливала, она нашего Шурку.
— А больно человеку, когда она там, в желудке? — не унимался Шурка. — Она, наверно, искусает там все?
— Вот уж не знаю, — сухо ответила тетя Дуня, — меня-то бог уберег, а у других не спрашивала.
— Враки все это, — убежденно сказал Шурка. — Не верю я в эту сказку.
— А мне больно нужно, чтобы ты верил! — отрезала старушка и поднялась. — Когда расходиться думаете, запечники? Люди добрые по своим домам сидят, а вы и честь и совесть позабыли, видно.
— У нас свобода совести, — сказал Борька, — где хотим, там ее и забываем. А ты в бога-то веришь, а, баба Дуня?
Бабка Дуня опасалась подвоха, и она была права.
— Здравствуйте! Который год вместе живем, и не разобрался! Конечно, верую…
— Ну, и иди с богом, — довольный, посоветовал ей Борька. — А мы сегодня до ночи посидим.
— Матери напишу, вражина! — пригрозила тетя Дуня, уходя.
— Мне тоже есть о чем написать! — крикнул ей вдогонку Борька.
12
Оставшись втроем, мы переглянулись.
— Видали? — сказал нам Борька. — Правду скажешь — не верит, врать приходится. Слушай, — вдруг накинулся он на Шурку, — расскажи еще что-нибудь, а? Тебе писателем надо быть, не иначе! Закрути детективчик!
Борьку никак нельзя было вернуть к лориальской действительности.
— Да погоди ты! — остановил я командора. — Он еще не один раз нам загнет.
Ведь история Лориали только еще начинается.
— Нет, вы подумайте! — шумел он. — Вот так учишься в одном классе с таким тихоней, и вдруг бах! — гений. Лауреат Ленинской премии или еще что-нибудь. Поневоле в затылке зачешешь. И об этом же нужно будет писать мемуары. Вот, мол, в шестом классе подводил я гордость нашей литературы Александра Даниловича к девчатам и задавал молодому гению вопрос: «А кого ты, братец ты мой, из них выбрал бы себе в секретарши?»