5
Потом мы заговорили о жизни.
— И куда бы это с тоски податься? — зевая, сказал Борька. Он любил тосковать и делал это с удовольствием.
— Лично у меня, — сказал я, — такое чувство, что мы прогуливаем. Противненько как-то.
— Не только у тебя, — заметил Борька. — У тетки Дуни точно такое же чувство. Она в эти отгулы не верит.
— Мои тоже не верят, — сказал я. — Они с Мантиссой уже общались.
— И что она за нас взялась? — буркнул Борька.
— Мешаем мы ей, наверно, — ответил я.
— Ребята, помните, — без всякой связи с разговором перебил меня Шурка, — какую мы подводную лодку соорудили? У нее еще был атомный двигатель, ведро с мазутом. Мы его каждый раз поджигали.
— Еще бы, помним, — мрачно сказал Борька. — Хозяин автомобиля в конце концов нашелся… Моя мать шестьдесят рублей заплатила. Повеселились законно.
Мы помолчали, переваривая эту давнюю историю.
— А знаете, почему все так складывается? — сказал вдруг Борька. — Старая она. Мантисса. Ей тишины хочется, а мы шумим. Ей что от нас нужно? Ляг на диванчик, накрой пузо газеткой и дыши. И чтоб тихо. Обязательно чтоб тихо, иначе никакой не будет организации.
— Да какая она старуха? — сказал я. — Мой отец постарше.
— Ну и что? — ответил мне Борька. — Сделай твоего отца классной дамой — то же самое будет.
— Ты его не знаешь, — сказал я.
И мы опять замолчали.
— Бежать, — сделал вывод Борька. — Кстати, послезавтра контрраб по физике. Удочки смотать было бы весьма кстати.
— Куда бежать-то? — Шурик задал самый практический вопрос. — Остров, что ли, открыть какой-нибудь?
— Остров — это дело, — сказал Борька. — Чтобы озеро в центре и лес чтобы рос базальтовый…
— Бальзовый, — поправил Шурик.
— Ну пускай. И какие-нибудь странные растения. Понастроили бы мы себе домов…
— А остров необитаемый? — спросил я.
— Можно и так, — ответил Шурик. — А можно — пусть там живут аборигены, человек восемьсот-девятьсот.
— Смуглокожие девушки… — Борька потянулся.
— Никаких девушек, — возразил я, вспомнив о Маринке. — И вообще — ничего лишнего. Несколько фабрик, два-три завода…
— Без фабрик нельзя, — поддакнул мне Шурик.
— Идите вы! — сказал Борька. — Можно ведь искусственно задержать развитие цивилизации. Аристократическая рабовладельческая республика меня больше устраивает, чем ваша островная индустрия. Пусть будет по типу Спарты…
— Ну, и остался ты без магнитофона, — мне стало смешно, — поскольку аборигены без фабрики тебе даже метра ленты не произведут.
— Рабы все портят, — заявил Шурик, — у них малопроизводительный труд. Их надо бить, чтоб они работали…
— Цыц, шкет! — сказал Борька. — Пороть илотов буду лично я, а магнитофон и телевизор мы возьмем с собой из двадцатого века.
— А включать его ты во что будешь? — поинтересовался Шурик.
Борька задумался и наморщил лоб.
— Ладно, я согласен… Будем жить на том же уровне, что и спартанцы. В конце концов, телевидение размягчает дух.
— Ну, а окружающий мир? — спросил я. — Самолеты, пароходы, спутники. Рано или поздно нас откроют, аннексируют…
— …и поставят крестик, — добавил Шурик.
— Да, идейка отпадает, — согласился Борька.
Нам стало здорово неуютно оттого, что некуда деваться от Мантиссы. То, что мы не механические граждане, нам было ясно как божий день. Но, может быть, мы вообще какие-то не такие? Поет же половина класса в хоре ради крестиков? Монтажники, кружковцы — все на Мантиссу работают. Это ж надо, как нам с ней не повезло. И главное, был человек, вел наш класс на зависть всем параллельным, так нет же, вздумалось ему научно расти! Что самое обидное — вернется скоро, достанется каким-нибудь лопухам, а мы его только-только понимать начали! Он трудный был человек, он обижался на нас, как на людей, и спорил с нами, как с людьми, и насмехался, если заслужили, а эта только делает вид, что обижается и спорит. Вот прорабатывала нас, возмущалась, а все для виду…
Мы долго молчали. Вдруг Шурка заворочался в своем кресле и вяло, равнодушно так, сонно сказал:
— Ребята, а что, если…
6