Надобность тут простая, охотно пояснил Головлев. Вы, вероятно, знаете, что молодой Копытман собрался уезжать. Фрадкин едет вместе с ним. Фрадкин филолог, а его старшая сестренка тоже филолог. Им нужен будет за границей стартовый капиталец.
Головлев сделал паузу. Привалов прищурился. Головлев потянул паузу. Привалов закрыл глаза вовсе. Головлев сказал.
Все очень просто, сказал он. Вы-то уж знаете, что существует филиал свистуновского архива за границей. Вот на него Копытман и положил глаз. Он знает, что тут ему капут. Но он не о себе думает. Это такая сволочь — он никогда о себе не думает. Собственное благополучие здесь ему нужно только для детей. Такая сволочь. Головлев покачал головой.
Так, так, подумал Привалов. Мило, очень мило. Копытман-то никак не альтруист. А я-то, а я-то. Ах я свиное рыло, ах я идиотина, ах я раззява иерусалимская, уж, кажется, повидал людей, знаю, чем пахнет, а проворонил. Проспал, прозевал, продул. Ан нет, господа, ан нет, Копытман, ан нет, еще поглядим, чья возьмет. Я не я, а я тебя объегорю, бестия продувная. Ишь, старый еврей. На еврея и напал. Еще жопу мне лизать будешь, падла.
Но вслух он промолчал. Сказал только: ммммм. И больше ничего говорить не стал.
Головлев подождал, подождал и опять заикнулся. Так что видите сами, что за публика, сказал он. Я думаю, что вам надо их как-то приструнить.
Привалов сделал головой вопросительный знак. Он был не прочь узнать, что предложит неожиданный моралист с книжной барахолки.
Я и сам, сказал, нахмурившись, Головлев, намылился сами знаете куда. Так что могу предложить свои услуги.
На каком основании, нашел, обалдев, что спросить, Привалов. Что он имел в виду, неясно. Но Головлев понял вопрос по-своему. Моя двоюродная тетя — еврейка, сказал Головлев, показывая почему-то большим пальцем правой руки через левое плечо.
Нет, кашлянув, уточнил Привалов. Я спрашиваю, на каком основании вы, я подчеркиваю вы-вы, претендуете на архив Свистунова за границей.
Головлев опять ничего не понял. Как на каком, спросил он. Я же буду за границей.
От того, что вы будете за границей, сказал Привалов, нам со Свистуновым ни жарко, ни холодно. Я спрашиваю, у вас есть, ну, как бы это сказать, я, право, не знаю, как выразиться, я хочу спросить, у вас есть какие-то, ну, скажем, моральные, что ли, права владеть этой собственностью?
Я кончил тот же пединститут, что и Фрадкин. Я думаю, что я уж никак не хуже. А литературные способности у меня даже выше. Я и стихи пишу.
Пишите себе на здоровье, поморщился Привалов. Но это ведь, как бы поточнее сказать, я, ей-Богу, не знаю, как лучше произнести, такая для меня неясная сфера, ну да ладно, скажем: есть ли у вас права человека на это право?
Головлев тоже обалдел от проблемы. Он помотал головой, стряхнул неуместные мысли, собрался с уместными и рассудительно сказал. Ну как же вы не понимаете, черт вас дери. Ведь я же буду там. Значит, у меня руки дойдут.
Это, что ли, и есть ваши основания, почти взорвался Привалов. А если я здесь, и у меня руки не дойдут, то я, значит, права лишен? Вы соображаете, что говорите?
Головлев явно не соображал, но сказал, что соображает. На это Привалову ответить было нечего, и он по-стариковски повалился в кресло. Что прикажете делать, спросил после некоторой паузы он.
Головлев смутился. Я ничего вам приказать не могу, я и не приказываю, я предлагаю. Давайте-ка заключим союз против Копытмана.
Привалов долго чесал нос, прежде чем ответить. Наконец он сказал, мы подумаем, и на этом сцена закончилась.
На следующий день Привалов вызвал Копытмана. Копытман явился как штык. То ли что-то разнюхал, то ли интуиция, то ли приперло.
Я вам чрезвычайно признателен за помощь, сказал Привалов вежливо, но со значением. Как дела у вашего сына? Когда отъезд?
Копытман все понял. Отъезд скоро, сказал он, ничего не успели толком подготовить. Все это проклятущее КэГэБэ. Думаешь уехать — отказ. Готовишься к отъезду — вышибают. Черти.
Вы прошлый раз мне говорили, взял быка за рога Привалов, что за границей есть какие-то там поляки, у которых тоже имеются документы, представляющие взаимный интерес.
Как же-с, живо откликнулся Копытман, как же им не быть. Есть-с. Имеют место. И поляки, и документы.
Хм, сказал Привалов, не зная, с какого боку атаковать. Готовился, готовился, подумал он, а теперь и слова вымолвить не могу.
Копытман понял затруднения товарища. Э, сказал он, что вертеть вокруг да около. Я и сам завтра собирался к вам приехать по этому делу. Сами понимаете.
К сожалению, понимаю, сказал Привалов, делая суровый вид. Ему казалось, что Копытмана надо пугать.