Однако и поныне, несмотря на запреты английских властей, эту «игрушку» можно приобрести в магазине или выписать по почте. Вот только одно из последних сообщений британских газет: «Пятнадцатилетняя девочка пыталась покончить с собой, не в силах вынести занятия своего отца черной магией. По ночам он заставлял ее участвовать в разговорах с помощью «уия» с ее покойной матерью и слушать пленки с записью черной мессы».
Пользуясь попустительством властей, а то и их защитой и покровительством (бизнес есть бизнес вне зависимости от его источников), различного рода шарлатаны, наживающие капитал на эксплуатации суеверности людей, организуют массовое производство и продажу средств для общения с миром теней, устраивают театрализованные представления заклинания духов. О своих впечатлениях от одного из таких представлений в столице Великобритании советский журналист С. Воловец рассказал следующее:
— Театр «Доминион» располагает одним из самых больших залов в Лондоне, почти 2,5 тысячи мест. Поэтому здесь часто гастролируют приезжие знаменитости. Но никогда я не слышал, чтобы у его дверей, глядящих на Оксфорд-стрит, люди спрашивали билеты. В этот дождливый вечер спрашивали. К театру вела галерея из раскрытых зонтиков — по обе стороны тротуара стояли люди в надежде на счастливый случай и чудо. То, что они жаждали увидеть, располагало к вере в сверхъестественное. На сцене «Доминиона» выступала Дорис Стоукс, самый знаменитый в Англии медиум, посредница в общении живых с мертвыми.
Живые сидели в освещенном зале, чтобы Дорис могла их видеть, а сама она в розовом шелковом хитоне расположилась на сцене у журнального столика с букетом пионов на нем, в тон ее одеянию.
— Ну, дорогие мои,— сказала она,— смелее. Кто боится смерти? Это пустое. Я придумала для себя маленькую молитву. Господи, если моя карта выпала сегодня, пусть это будет что-нибудь быстренькое, например аневризма.
В зале неуверенно захихикали.
— Кто такой Джимми? — построже спросила Дорис.
— Мой сын,— раздался голос из зала.
Помощник медиума спустился со сцены и вручил микрофон женщине, лет пятидесяти.
— Он ушел от нас не так давно, верно?
— Уже четыре года, Дорис.
— Он болел очень недолго, верно?
— 6 месяцев.
— Я хочу сказать, что в самом конце он болел недолго. Он умер от рака, дорогая?
— Да.
— Ну что ж. Он выглядит теперь совсем по-другому, чем перед смертью. Волосы снова отросли, и он опять симпатичный юноша.
Ну, это первый блин, думаю я. Скоро узнаем что-нибудь живописное о жизни на том свете и услышим голоса издалека. Иначе гастроли Дорис закончатся, как шахматный матч в Васюках. Ничего подобного. Дорис вела представление по накатанным рельсам, перемежая разговоры, подобные приведенным, новыми старыми анекдотами, избегая задавать конкретные вопросы тем, кто был виден ее внутренним оком и слышим внутренним ухом, но щедро заверяя живых собеседников, что дела их умерших родных и знакомых идут совсем неплохо и нет причин для грусти и тоски.
Когда часа через два толпа медленно покидала «Доминион» по двухмаршевой лестнице, я попытался осторожно узнать у соседей, что их поразило больше: неприличный загробный оптимизм или открытое нахальное надувательство? Единственное критическое замечание, которое я услышал, было таким:
— Я думаю, что духи иногда неохотно говорят с Дорис, потому что все происходит перед большой аудиторией. А ведь это дело интимное (13, 15).
...Наш рассказ о средневековье в XX веке подошел к концу. Однако не всегда средневековье выступает во всей своей наглядности. Нередко оно примеряет на себя самые различные одеяния, дабы замаскировать свое содержание. В век научно-технической революции излюбленным нарядом средневековья является ткань, сотканная из околонаучной терминологии, псевдотехнического жаргона и прикрывающая дикарскую сущность первобытной магии. О попытках придать первобытной вере в духов и волшебные силы, управляющие миром, статус естествознания будущего и пойдет речь в следующей главе.
Магия под маской науки
В век научно-технической революции в мире все меньше остается места для чудесного, сверхъестественного. «Мир, который был нам до сих пор так чужд,— писал Ф. Энгельс,— природа, скрытые силы которой пугали нас, как привидения,— как родственны, как близки стали они нам теперь» (2, 443). С этим приходится считаться и нынешним апологетам колдовства. Вот почему они не прекращают попыток замаскировать противоположность своих взглядов научному познанию, выдать их за саму науку, представить магию в качестве естествознания будущего (73, 128).