Тем временем мама схватила ладонь Крестоманси обеими руками и говорила:
– О, сэр! Это так мило с вашей стороны, прервать ради нас свой отдых. Но когда даже мистер Разумблюм не смог выяснить, что не дает ей видеть сны…
– Ничего страшного, – сказал Крестоманси, с усилием отнимая свою руку. – Честно говоря, я был заинтригован случаем, который даже Разумблюм не смог разобрать, – он сделал знак служанке, которая привела их на террасу: – Милли, не проводишь миссис… э… О’Нет вниз, пока я поговорю с Кэрол?
– В этом нет необходимости, сэр, – улыбнулась мама. – Я повсюду хожу с моей дорогой дочерью. Кэрол знает, я буду сидеть тихо и не помешаю.
– Неудивительно, что Разумблюм ничего не добился, – пробормотал Крестоманси.
Затем – Кэрол, гордившаяся своей наблюдательностью, так и не поняла до конца, как это случилось – мамы вдруг уже не было на террасе. Сама Кэрол сидела в шезлонге напротив Крестоманси, слыша, как откуда-то снизу доносится мамин голос:
– Я никуда не отпускаю Кэрол одну. Она мое единственное сокровище…
Крестоманси удобно откинулся назад, скрестив элегантные ноги.
– А теперь будь так добра, расскажи мне, что именно ты делаешь, когда создаешь сон.
Кэрол рассказывала об этом уже сотни раз. Она снисходительно улыбнулась и заговорила:
– Вначале у меня в голове возникает чувство, которое означает, что сон готов произойти. Понимаете, сны появляются, когда хотят, и их нельзя остановить или отложить. Тогда я говорю маме, и мы поднимаемся в мой будуар, где она помогает мне устроиться на специальной кушетке, которую сделал для меня мистер Хитрус. Затем мама запускает катушку для дополнительных продуктов и на цыпочках уходит. И под звук мягкого гудения и вращения катушки я засыпаю. Тогда сон принимает меня…
Крестоманси не делал заметок, как мистер Разумблюм и репортеры. Не кивал ей подбадривающе, как мистер Разумблюм. Он просто с отсутствующим видом смотрел на море. Кэрол подумала, что он мог бы по крайней мере велеть тем детям в бассейне вести себя потише. Визг и плеск были такими громкими, что ей приходилось почти кричать. Кэрол подумала, что он ведет себя ужасно невнимательно, но продолжила говорить.
– Я научилась не пугаться и следовать туда, куда ведет меня сон. Это словно путешествие, обещающее открытия.
– Когда это происходит? – бесцеремонно перебил Крестоманси. – Сновидения случаются ночью?
– Они могут случиться в любое время, – ответила Кэрол. – Если сон готов, я могу лечь на кушетку и спать днем.
– Как полезно, – пробормотал Крестоманси. – То есть ты можешь поднять руку во время скучного урока и сказать: «Пожалуйста, могу я выйти, чтобы увидеть сон?» Тебя отпускают домой?
– Я должна объяснить, – сказала Кэрол, усилием воли сохраняя достоинство, – мама организовала для меня обучение на дому, чтобы я могла видеть сны в любое время, когда мне понадобится. Это словно путешествие, обещающее открытия – иногда в подземных пещерах, иногда во дворцах среди облаков…
– Да. А как долго ты видишь сон? Шесть часов? Десять минут? – снова перебил Крестоманси.
– Примерно полчаса, – ответила Кэрол. – Иногда в облаках или, возможно, в южных морях. Я никогда не знаю, куда отправлюсь или кого встречу во время моих путешествий…
– Ты заканчиваешь целый сон за полчаса? – опять прервал Крестоманси.
– Конечно, нет. Некоторые мои сны длятся более трех часов. Что касается людей, которых я встречаю, они странные и чудесные…
– Значит, ты видишь сны промежутками по полчаса. И, полагаю, ты должна вернуться к сну точно в том месте, в котором оставила его в предыдущие полчаса.
– Очевидно. Вам должны были сообщить: я могу управлять моими снами. И лучше всего я работаю регулярными отрывками по полчаса. Не могли бы вы не перебивать меня, когда я изо всех сил стараюсь объяснить вам!
Крестоманси оторвал взгляд от моря и посмотрел на нее. Он казался удивленным.
– Моя дорогая юная леди, ты не стараешься изо всех сил объяснить мне. Я читаю газеты, знаешь ли. Ты рассказываешь мне точно тот же вздор, что рассказывала «Таймс», «Кройдону» и «Пипл», так же как и, несомненно, бедняге Разумблюму. Ты говоришь, будто твои сны приходят без приглашения, но ты видишь их каждый день по полчаса. Ты говоришь, будто не знаешь, куда отправишься в них и что случится, но ты прекрасно можешь управлять своими снами. Всё это одновременно не может быть правдой, не так ли?
Кэрол передвигала браслеты вверх-вниз по руке, пытаясь сохранить самообладание. Что было непросто, когда солнце так припекало, а шум от бассейна был таким громким. Она серьезно подумывала о том, чтобы уволить Мелвилла и в следующем сне злодеем сделать Крестоманси – пока не вспомнила, что следующего сна может и не быть, если Крестоманси не поможет ей.
– Я не понимаю, – сказала она.
– Тогда давай поговорим о самих снах, – предложил Крестоманси и указал на голубую-голубую воду бассейна внизу. – Там ты можешь видеть мою воспитанницу Дженет. Это светловолосая девочка, которую остальные как раз сталкивают с трамплина. Она любит твои сны. У нее есть все девяносто девять, хотя, боюсь, Джулия и мальчики весьма презрительно к ним относятся. Они говорят, твои сны – сентиментальный вздор и всегда одинаковые.
Естественно, Кэрол была глубоко оскорблена тем, что кто-то мог назвать ее сны сентиментальным вздором, но ей хватило ума не сказать это вслух. Она снисходительно улыбнулась грандиозному всплеску, в котором скрылась Дженет.
– Дженет надеется встретиться с тобой позже, – сказал Крестоманси.
Улыбка Кэрол стала шире. Она любила встречаться с поклонниками.
– Когда я узнал о твоем приезде, я взял у Дженет последнюю Общедоступную Подушку.
Улыбка Кэрол немного сузилась. Крестоманси не походил на человека, которому могут понравиться ее сны.
– Мне понравилось, – сообщил Крестоманси.
Улыбка Кэрол стала шире. Хорошо!
– Но, знаешь, Джулия и мальчики правы, – продолжил Крестоманси. – Твои счастливые концы ужасно сентиментальны, и в них всегда происходит одно и то же.
Улыбка Кэрол снова заметно сузилась.
– Но они очень яркие, – сказал Крестоманси. – В них так много действия и так много людей. Мне понравились все эти толпы, которые реклама называет твоим «многотысячным кастом», но должен признаться, я не нахожу твои декорации убедительными. Те арабские декорации в девяносто шестом сне были ужасны, даже со скидкой на твою юность. С другой стороны, твоя ярморочная площадь в последнем сне демонстрирует задатки настоящего таланта.
К этому времени улыбка Кэрол становилась то широкой, то узкой, как улицы в предместьях Дублина. Крестоманси почти застал ее врасплох, сказав:
– И хотя сама ты никогда не появляешься в своих снах, несколько персонажей появляются снова и снова – под разными личинами, конечно. Я насчитал пять-шесть главных актеров.
Это было слишком близко к тому, о чем Кэрол не рассказывала даже маме. К счастью, некоторые репортеры уже делали подобное наблюдение.
– Таковы сны, – сказала она. – Я лишь Смотрящее Око.
– Как ты и сказала «Манчестерскому Стражу», – согласился Крестоманси. – Если, конечно, они это имели в виду под «Отраще Ойо». Теперь я вижу, что это была опечатка.
К облегчению Кэрол, он выглядел крайне отрешенным, и, похоже, не заметил ее испуга.
– А теперь, – произнес он, – я предлагаю тебе уснуть, чтобы я посмотрел, из-за чего твой сотый сон пошел так неправильно, что ты отказалась его записать.