– Помнишь паб Калагана? Как мы там сиживали за кружкой пива?
И клеили девчонок.
Уоррен, правда, не произнес этого вслух. Но умолчание не меняло дела. Джек проводил в том пабе довольно много времени, флиртуя с футбольными фанатками. Многих ему удавалось затащить в постель.
А Элизабет тем временем жила в несуразно большом доме на Лонг-Айленде, одна занималась воспитанием детей. Когда он приходил домой, благоухая спиртным, табаком и чужими духами, она делала вид, что ничего не замечает. Уоррен остановил машину у гостиницы «Карлайл».
– Завтра у нас встреча с большими шишками. Проба запланирована на десять тридцать.
Джек не успел ответить, как дверца автомобиля открылась, и швейцар с улыбкой поприветствовал его:
– Сэр, добро пожаловать в «Карлайл»!
Джек вышел из машины и передал сумку носильщику. Уоррен наклонился к опущенному боковому стеклу:
– Я подъеду часов в восемь. Позавтракаем в гостинице.
– Прекрасно. Уоррен, спасибо тебе за все.
– Не благодари раньше времени. Если дело выгорит, расплатишься со мной сполна.
Джек проводил взглядом отъезжающий «вайпер», зарегистрировался и поднялся в свой номер. Там он первым делом смешал себе коктейль, а потом посмотрел на телефон.
Надо было позвонить Птичке, но что-то удерживало его – ведь придется притворяться, что он приехал сюда на встречу с каким-то футболистом, и выслушивать новости об обивке для мебели. Тем не менее Джек снял трубку и набрал номер.
После четвертого гудка включился автоответчик.
– Привет, дорогая, – сказал он. – Я в «Карлайле», в номере пятьсот один. Я люблю тебя.
Последнюю фразу Джек произнес автоматически. В наступившей тишине он попытался понять смысл этих слов...
Сколько же прошло времени с той поры, когда он вкладывал в них реальное значение.
Джек подошел к окну и посмотрел на ночной, сверкающий огнями Манхэттен. В оконном стекле отражалось его собственное лицо. Он закрыл глаза и увидел себя молодым и жизнерадостным. Тот человек остался в другом времени и пространстве.
Сиэтл. Сумерки. Холодный зимний день...
Он заглянул в университетское общежитие, ко там сказали, что по воскресным вечерам Элизабет Роудс лучше искать в ботаническом саду. Джеку пришлось отправиться туда. Он был в безвыходном положении: запустил учебу дальше некуда.
Он обнаружил ее на берегу озера Вашингтон. Она писала пейзаж. Ее волосы золотились в лучах заходящего солнца. Она была одета в голубой свитер и комбинезон, из заднего кармана которого торчали три кисти.
Джек кашлянул и спросил:
– Элизабет Роудс?
Она повернула голову – и мгновенно сразила его своей красотой.
– Ты кто?
– Джексон Шор. Мне посоветовал обратиться к тебе наш преподаватель, Линдблум. Он сказал, у тебя, может, найдется время позаниматься с отстающим студентом, – сказал он с виноватой улыбкой. – У меня появились хвосты.
Ее глаза цвета океанской волны сузились.
– Ты, никак, спортсмен.
– Футболист.
Элизабет вежливо улыбнулась:
– Знаешь, я и хотела бы тебе помочь, но...
– Прекрасно. Когда начнем?
Она вздохнула и, выдержав паузу, выразительно сказала:
– Сегодня вечером.
– Сегодня? Заниматься в воскресенье? Это уж слишком.
– Тогда извини. Поищи кого-нибудь другого. Я занимаюсь только с теми, кто серьезно относится к учебе.
Он подошел к ней поближе:
– Ну пожалуйста.
Она внимательно посмотрела на него и вдруг покраснела.
– Ладно. Встретимся завтра в библиотеке. В десять сорок. Если тебе правда нужна помощь, не опаздывай.
Так все началось.
Джек быстро влюбился в Элизабет. Ему не пришлось долго стараться, чтобы очаровать ее. Он клялся ей в вечной любви. Он не обманывал. Он верил в это сам.
Они не обманывали друг друга. Они просто не знали, как долго длится вечность.
Элизабет секунду помедлила перед дверью и вошла в аудиторию. На этот раз она увидела знакомые и доброжелательные лица. Мина стоя разговаривала с внимательно слушавшей ее Фрэн.
Сара громко хлопнула в ладоши:
– Добрый вечер. Приятно видеть так много знакомых лиц. Женщины расселись по местам. Сара начала объяснять, чем они займутся сегодня, но Мина прервала ее. Вскочив и широко улыбаясь, она заявила:
– Я приехала сюда сама. Я теперь могу ездить, куда захочу. Все бурно зааплодировали.
Элизабет удивилась, насколько эти простые слова тронули ее. Я теперь могу ездить, куда захочу.
Когда аплодисменты стихли, Сара предложила продолжить тему предыдущей встречи.
Хорошенькая миниатюрная Джои, которая работала официанткой в ресторане «Поросенок под шубой», вызвалась говорить первой.
– Один из моих клиентов оставил на столе вот это. – Она протянула Элизабет кисть. – Может, это судьба?
Это была дешевая кисточка, скорее всего, из детского набора. Уважающий себя художник ее бы в руки не взял. Тогда почему Элизабет чуть не расплакалась?
– Спасибо, Джои, – поблагодарила она, беря кисть.
– Расскажите нам о ваших занятиях живописью, – попросила Сара.
Элизабет глубоко вздохнула и начала:
– В колледже преподаватели уверяли, что у меня есть талант. Меня даже приняли в аспирантуру.
– И вы ее окончили? – с благоговением спросила Джои.
– Нет. После рождения девочек времени на это не осталось. Позже я пыталась снова начать рисовать, но у меня ничего не получилось.
Она окинула задумчивым взглядом сидевших в комнате женщин. По их лицам было видно: эти женщины хорошо понимают, о чем она говорит.
И все же... когда она взглянула на кисть, что-то у нее в душе дрогнуло.
Внезапно Элизабет поняла, что не может думать ни о чем другом.
Приехав после встречи домой, Элизабет сразу же бросилась в спальню, открыла стенной шкаф и опустилась перед ним на колени.
В самом низу стояла картонная коробка с принадлежностями для живописи. Она вытащила ее, вдохнула забытый запах засохшей краски.
Потом она поднялась и подошла к застекленной двери, выходящей на балкон второго этажа.
Элизабет приложила палец к холодному стеклу и долго вглядывалась в ночное море.
Если ей суждено снова начать писать, то это будет здесь. Она закрыла глаза, пытаясь представить ожидавшую ее прекрасную новую жизнь.
Джек медленно вел машину по извилистой дороге к дому. На протяжении километра вдоль нее не было никаких строений – с запада над дорогой возвышалась скала, а по другую сторону раскинулся Тихий океан.
Он въехал во двор, выключил двигатель, взял сумку и направился к двери. В доме пахло ароматическими свечами с запахом корицы.
– Элизабет?
Никто не отвечал. Он направился в спальню. Она стояла спиной к двери и смотрела в окно.
– Вот ты где! – воскликнул он.
Она, вздрогнув, оглянулась:
– Как ты меня напугал!
– Я вылетел самым первым рейсом.
– Тебе повезло. – Элизабет снова посмотрела на океан. Она больше не обращала на Джека внимания. Но ничего, сейчас он сообщит ей потрясающую новость. Джек открыл было рот, но она перебила его:
– Такой прекрасный вечер. Как много оттенков темноты. Глядя на них, мне снова хочется взяться за кисти. – Элизабет повернулась к Джеку: – Сегодня я ходила на встречу...
– У меня для тебя сюрприз. Помнишь Уоррена Митчела?
– Конечно, помню. Он, по-моему, сейчас работает в телекомпании «Фокс»?
– Ему предложили вести еженедельную часовую программу. Что-то вроде ток-шоу о спорте.
– Кому нужны эти спортивные ток-шоу? Джека ее реакция несколько покоробила.
– Это будет принципиально новое ток-шоу. Пока запланировано двадцать шесть выпусков. Их будут записывать на студии «Фокс» в Нью-Йорке.
– Я рада за Уоррена.
– Порадуйся и за нас, – усмехнулся Джек. – Меня пригласили вторым ведущим.
– Что?