Вздохнув, Элизабет подошла к окну. Вот, снова она ждет, когда же Джек придет домой. Ей казалось, что в этом ожидании прошла вся ее жизнь.
В половине девятого зазвонил ее мобильный телефон.
– Алло?
– Птичка? – спросил женский голос с характерным южным акцентом.
– Анита? – Страх кольнул ее прямо в сердце. – Что случилось?
– У папы инсульт. Срочно приезжай.
Первым делом Элизабет позвонила Джеку.
– Детка, мне очень жаль, – упавшим голосом проговорил он. – Буду дома через полчаса. Ты справишься, пока я доеду?
Конечно, справится. В критических ситуациях от мужа никогда не дождешься помощи.
Затем она позвонила девочкам. Стефани говорила с ней очень нежно и обеспокоенно. Скорее всего, еще за разговором она заказала по Интернету билеты на самолет.
Джеми была немногословна. Новость буквально сразила ее.
После этого Элизабет принялась собираться в дорогу. К приходу Джека она уже упаковала его чемодан.
До аэропорта они добирались почти два часа. В ожидании рейса оба сидели молча.
Наконец объявили посадку, и они заняли свои места в самолете.
– Как ты, ничего? – спросил Джек.
– Нет, очень плохо, – ответила Элизабет, крепко сжимая его руку.
В Нашвилле они с Джеком сели в такси и поехали на север. Через сорок пять минут такси остановилось у огромного серого здания больницы.
Элизабет вышла и ждала, пока Джек достанет из багажника чемоданы. Она была близка к тому, чтобы расплакаться, но не могла себе этого позволить.
– Мы к Эдварду Роудсу, – сказала она сестре, сидевшей за стойкой у входа.
– Он в реанимации. На шестом этаже, – ответила та. – Лифты вон там.
Джек сжал ее руку. Элизабет взглянула на него:
– Ты не против, если я сначала зайду одна?
– Конечно, как будет лучше.
Он обнял и крепко поцеловал ее. Она не оглядываясь направилась к лифтам.
На шестом этаже Элизабет подошла к столику дежурной сестры отделения реанимации. Узнала, где лежит отец, и направилась к палате.
Три стены палаты были стеклянными. Через стекло она увидела кровать, окруженную какими-то аппаратами на штативах. На кровати лежал мужчина. Он не двигался, руки были плотно прижаты к туловищу.
Он не был похож на ее отца. Эдвард Роудс всегда пребывал в движении и, казалось, занимал все окружающее его пространство.
Элизабет вошла в палату и приблизилась к кровати.
– Папа?.. – позвала она дрожащим голосом и погладила отца по седой голове. – Папа, это я, Птичка.
Он лежал неподвижно. В нос была вставлена трубка, а из вены на руке торчала игла, от которой к колбе на штативе тянулась еще одна трубка. Элизабет закрыла глаза, не зная, что сделать, чтобы он ей ответил.
И тут она ощутила запах цветов. Гортензии.
Она повернулась и увидела в дверях палаты Аниту.
– Птичка, как хорошо, что ты так быстро добралась. – Анита подошла к кровати. – Папочка, – прошептала она, касаясь губами его щеки.
– Как он? – спросила Элизабет.
Когда Анита перевела на нее взгляд, ее серые глаза были полны едва сдерживаемых слез.
– Врачи надеются, что он придет в себя. Элизабет испуганно посмотрела на Аниту:
– Но сознание может и не вернуться?
– Чем дольше он не придет в себя, тем опаснее. Врачи говорят, у него парализована левая сторона.
– Боже, – прошептала Элизабет.
Она подвинула себе стул и села рядом с кроватью. Анита тоже села, но по другую сторону. Несколько минут они обменивались отдельными подобающими в подобных случаях фразами, а потом замолчали.
Они просидели так часа два, когда дверь палаты открылась и в нее вошел невысокий, коренастый мужчина в белом халате.
– Здравствуйте, Фил, – сказала Анита. – Он все еще не приходил в сознание.
Врач взглянул на Элизабет.
– Меня зовут Филлип Клоуз, – назвался он, протягивая Элизабет руку. – Я врач Эдварда. А вы, должно быть, Птичка. Он постоянно о вас говорил.
Элизабет встала и пожала ему руку. Она представила себе, как отец донимал врача рассказами о том, какая она у него хорошая.
Филлип склонился над ним, проверил работу аппаратуры:
– Нам остается только ждать. К сожалению, ничего более определенного я пока сказать не могу.
– Анита говорила, что он, вероятно, парализован, – медленно произнесла Элизабет.
– Да, это так. Возможно, поражен и мозг. Но, как я уже сказал, пока он не придет в себя, мы не сможем сказать ничего определенного. Больше всего меня беспокоит его сердце. Честно говоря, оно у него неважное.
– Спасибо, Филлип, – сказала Элизабет, хотя ей показалось странным благодарить человека, сообщившего неутешительную весть.
– На какое-то время я оставлю вас с ним наедине, – сказал Филлип, выходя из палаты.
Элизабет посмотрела на мачеху. Никакая косметика не могла скрыть, как плохо выглядит Анита, как она переживает из-за отца.
– Он поправится, – попыталась подбодрить ее Элизабет. – Он слишком силен духом, чтобы умереть.
Анита ответила ей благодарным взглядом.
– Да, он сильный. Это точно.
– Не... так уж... и силен.
Обе изумленно вскрикнули. А потом склонились над больным. Глаза отца были открыты. Но одна сторона лица оставалась совершенно неподвижной.
– Папа, скажи хоть что-нибудь, – проговорила Элизабет. – Мы обе здесь, рядом с тобой.
Анита крепко сжала его неподвижную руку. Слезы покатились у нее из глаз.
– Я знала, что ты меня не оставишь.
Он протянул здоровую руку и дотронулся до щеки Аниты:
– Вот ты где, мама. А я искал тебя.
– Я здесь, папа, рядом с тобой, – прошептала Анита, сдерживая рыдания.
Элизабет знала, что это глупо, но все равно чувствовала себя лишней всегда, когда они бывали вместе и она видела, как они любят друг друга. Между ними были какие-то особенные отношения, все остальное по сравнению с этими отношениями как бы не имело значения, отодвигалось на второй план.
– Видишь, и Птичка тоже здесь. Она, как только узнала, сразу села на самолет и прилетела, – сказала Анита, гладя его по голове.
Он медленно перевел взгляд на Элизабет. В его глазах она увидела то, чего никогда не видела раньше. Это был взгляд человека, потерпевшего поражение.
Ей стало страшно.
– Папа, как ты нас напугал, – прошептала Элизабет.
– Оставь нас на минутку одних, мама, я хочу поговорить с дочкой.
Анита наклонилась и поцеловала его в лоб.
– Я люблю тебя, – прошептала она и вышла из палаты.
– А где твой... красавчик? И мои внучки?
– Джек ждет внизу. А Стефи и Джеми скоро подъедут. Эдвард сделал несколько хриплых вдохов и дотронулся до ее руки:
– Я неправильно себя вел, теперь-то мне ясно. Элизабет не могла понять, что он имеет в виду. Она хотела было спросить, но он сам продолжил:
– Анита... Твоя мама... Надо было все сделать по-другому. Но твоя мама чуть не убила меня... Клянусь, я не знал, как тебе все это сказать.
– Папа, о чем ты?
– Я думал, тебе лучше об этом не знать. Вот и все. Хотел защитить тебя. Но Аните пришлось заплатить за это. Да и нам всем тоже.
– Папа...
– Ты у меня замечательная, Птичка. Ты всегда была такой. Надо было почаще тебе об этом говорить.
– Ты и говорил.
Он попытался приподняться, но снова рухнул на подушки.
– Я хочу попросить тебя об одном одолжении. Но тебе это будет нелегко.
– Я сделаю все, о чем бы ты ни попросил. Ты ведь знаешь.
– Позаботься об Аните. Ты слышишь меня?
– Не надо так говорить, – сказала Элизабет, услышав в его голосе нотки отчаяния. – Ты еще сам позаботишься о ней.
– Не перебивай. Это важно. – Он начал задыхаться. – Пообещай, что позаботишься о ней.
– Обещаю, – сказала Элизабет. Она наклонилась и поцеловала его в лоб. – Папа, я люблю тебя.
Он смотрел на нее. Но взгляд его стал каким-то стеклянным, потухшим. Как будто его покидали последние силы.
– Эта любовь поможет мне войти во врата рая. А теперь позови Аниту.