Я взял с собой здоровенный томище «Тихого Дона» — все в одной книге. И когда не вел машину, читал. Читал и дочитал в самом конце нашего сухопутного путешествия, между Симферополем и Севастополем.
В Курске заночевали в гостинице. Номер был в стиле ампир, с клопами, кровать с какими–то завитушками, которые я, впрочем, обнаружил на ощупь. Было затемнение, а окна гостиницы без штор. Вошли мы в номер уже в темноте, а вышли из него еще до рассвета — спешили.
В Харьков приехали к полудню. В городе все было спокойно, шла нормальная жизнь, и, казалось, ничто не напоминало о том, что у Киева уже идут кровавые бои. За Харьковом погода испортилась. Как только полил дождь, сразу дал себя знать чернозем. Под колесами все вязло и липло.
К вечеру мы добрались не до Днепропетровска, как рассчитывали, а только до Краснограда — маленького городка в тенистых деревьях. На подъезде к городу виднелся большой аэродром, на нем стояли бомбардировщики. По улицам города ходили, сбив на бочок пилотки, бравые ребята с голубыми петлицами. Стайки девушек щебетали на городском бульваре. На углу, там, где начинался бульвар, стояли двое пожилых военных и, разговаривая о чем–то своем, серьезном, одобрительно поглядывали на дефилирующую мимо молодежь.
Возникло ощущение маленького мирного гарнизонного городка; неясно вспоминалось даже что–то из литературы, связанное с этим ощущением.
Появление нашей «эмки» вызвало некоторое оживление. Очевидно, здесь, в глубоком тылу, никто еще не видел так роскошно закамуфлированной машины. Демьянов раскрасил ее под зеленого леопарда. А кроме того, тент вместо крыши вообще сильно менял вид «эмки» и придавал ей известную необычность, от которой мы чем дальше в тыл, тем больше страдали.
Отыскав место в маленькой гостинице, больше похожей на чистенькую мазанку, только двухэтажную, мы вдруг услышали вопрос провожавшего нас и почему–то задержавшегося уже после того, как мы простились, лейтенанта:
— Вы только вчера из Москвы?
Мы сказали, что да.
— Как вы считаете, неужели они сюда дойдут, а?
— Почему сюда? — удивились мы.
Именно в этом городке, каким мы его увидели в тот вечер, мысль, что сюда дойдут немцы, и притом высказанная не обывателем, а военным, была особенно странной.
— Но вот Первомайск же взяли. И Кировоград взяли, — сказал лейтенант.
— Кто вам сказал?
— По радио было.
Мы не слышали радио и были огорошены этим известием. Первомайск и Кировоград — это уже Кривой Рог. Еще немного, и немцы у нижнего течения Днепра! А мы–то считали, что едем в штаб фронта в Николаев. Теперь Николаев оставался уже в тылу у немцев, в мешке. Мы ничего не понимали и были удручены.
Потом пришлось привыкать к еще худшим неожиданностям, но в ту ночь, проводив лейтенанта, мы долго не могли заснуть. Сидели, разговаривали и не верили — неужели правда? Еще перед отъездом из Москвы я слышал, что на Южном фронте дола идут неважно. Свидетельством этого было и то, что в последнюю минуту нам сказали про переезд штаба Южного фронта из Одессы в Николаев. И все–таки мы даже отдаленно не представляли себе масштабов того, что произошло как раз в эти дни на Южном фронте.
Кроме всего прочего, теперь было неизвестно, куда ехать. По здравому смыслу казалось, что раз немцы уже взяли Первомайск и Кировоград, то, очевидно, штаб Южного фронта переместился куда–то к самому Днепру. И если мы поедем на Днепропетровск, то штаб, наверно, окажется там или где–нибудь в том районе.
Неожиданно для нас первый этап нашей поездки до штаба фронта сокращался. И как сокращался.
Мы выехали из Краснограда рано утром. Потом, когда я прочел в сводке, что немцы взяли Красноград, то, хотя он и не был важным стратегическим пунктом, я с особенной болью воспринял это сообщение. Каким мирным и каким далеким от фронта городком показался нам Красноград, когда мы в него въехали, и в какой тревоге мы его покидали!
Дорога на Днепропетровск была плохая. Мы двигались еле–еле, со скоростью двадцать — двадцать пять километров в час. В середине дня мы, по нашим расчетам, подъехали близко к Днепропетровску. До него оставалось, наверное, километров пятнадцать. Мы проехали еще два или три километра, как вдруг нам навстречу стали попадаться беженцы. Глаза не могли нас обмануть: из города уходили люди, город эвакуировался. Я видел слишком много беженцев на Западном фронте, чтобы не отличить их повозку от всякой другой, даже если она одна на дороге. Чем ближе к городу, тем поток беженцев становился все гуще. Ехали на машинах, на телегах, шли пешком. Двигались тракторы, комбайны — бесконечное количество тракторов и комбайнов.