— Как вы говорите? — воскликнул один из консультантов. — С наклоном? Дом в двадцать пять этажей с наклоном?
— Да, да, — ответил Абрамов, — здесь нет ни малейшего риска… Мы с вами хорошо знаем все законы поведения грунтов, пользуясь ими, мы можем точно рассчитать степень выпучивания в момент замораживания и осадку в период оттаивания… Что же вас смущает?
Консультант — назовем его просто профессором — долго молчал, потом тихо сказал:
— Смелые вы люди…
Но все же вновь и вновь собирались ученые и эксперты. Были привлечены самые знающие и главное — самые придирчивые люди. Инженеры держали перед ними строжайший экзамен, готовились они к нему, как в студенческие годы, дни и ночи. В сущности, они оперировали теми знаниями, которые получили от тех же, сидевших перед ними ученых. Инженеры только по-новому, с дерзким мужеством применили эти знания. А сами ученые встретились со своими питомцами как бы только для того, чтобы убедиться, на какую благодатную почву пали их семена. Они уже выросли, поднялись и не боятся ни ветров, ни бурь.
И после длительного и детального изучения новых замыслов и расчетов проект был утвержден: началось одновременное, параллельное сооружение подземного вестибюля и двадцатипятиэтажного дома на краю его, причем дом воздвигался с заранее предусмотренным наклоном.
Пятнадцатого октября тысяча девятьсот сорок девятого года началось замораживание котлована или, вернее — превращение широкой полосы земли — от шести до двенадцати метров — в мощную, незыблемую мерзлую конструкцию глубиной в двадцать семь метров. До этого было уже начато сооружение фундамента высотного корпуса. И как было предусмотрено, этот фундамент начал подниматься под влиянием выпучивания замороженной земли. К пятнадцатому марта 1950 года он, как и полагалось, был поднят на 48,71 миллиметра. Все шло так, как инженеры рассчитали в своем графике. Месяцы волнений и контрольных проверок завершились победой — земля ведет себя именно так, как ей приказали вести себя советские инженеры.
И на краю открытого, скованного холодом гигантского вестибюля начал воздвигаться стальной каркас высотного дома. Этот каркас все больше и больше поднимался над зияющим котлованом, который выдерживал все нагрузки. Мощная замораживающая станция действовала день и ночь, и к двадцатому мая 1950 года земля была доведена до предельной температуры. В первые дни Кулаков и Абрамов приходили к своим помощникам и спрашивали:
— Как ведет себя земля?
— Все в порядке, — отвечали им, — никаких отклонений.
Это значило, что все расчеты верны, что пора перестать волноваться. Впрочем, через час этот диалог повторялся. Люди жили в таком напряжении не день, не два, а почти три года. Это был путь трудный, но они сами его избрали. Они знали, что легких побед в жизни не бывает. Особенно — в строительной жизни.
Через год — первого сентября 1950 года — как и предполагалось по графику, подземный вестибюль был забетонирован, перекрыт, начал выполнять функции, определенные ему авторами проекта — служить фундаментом правого крыла высотного дома. А гигантский центральный корпус в двадцать пять этажей уже был смонтирован, выложен кирпичом и облицован белым камнем. И все эти десятки тысяч тонн стали, кирпича, камня собирались с таким расчетом, чтобы все сооружение было с наклоном: внизу, у фундамента этот наклон был равен шестидесяти пяти миллиметрам, а вверху он уже достигал двухсот пятидесяти миллиметров. Именно на такой крен инженеры и рассчитывали.
Но в тот день, когда подземный вестибюль был уже готов — надобность в холоде исчезла, и замороженная земляная конструкция начала постепенно оттаиваться, а, стало быть, началась осадка приподнятой стороны высотного корпуса. И даже этот естественный, в известной мере — стихийный процесс инженеры держали в своих руках, регулировали его, направляли, контролировали. Это был период самого большого напряжения: подвергались испытанию все расчеты, все замыслы, дни, недели и месяцы волнений. А за всем этим был труд, огромный созидательный труд тысяч советских людей, которые верили своим инженерам и всем, кто возглавлял сооружение этого прекрасного дома. В те дни еще раз проверялось и испытывалось мужество советских инженеров-новаторов. Это испытание началось в тот миг, когда наблюдатель у высокочувствительного оптического прибора воскликнул: «Дом пошел!» — и продолжалось до момента, когда тот же наблюдатель уже спокойно и деловито сказал: «Дом стоит на месте». Если бы между этими двумя простыми фразами прошел даже один день — люди могли бы дойти до самой высокой точки напряжения. Но процесс длился неделями и месяцами, и люди держали себя в руках, не распускались, нигде и никогда не выдавали своего душевного напряжения.