— Я никогда не стану похожей на твою старомодную маму. Такой ты меня не увидишь. И не лучше ли быть как я, ничего не требующей, не навязывающей своего, не вмешивающейся в мужские планы и дела? — Он молчал. Но, кажется, не обиделся. Ивета продолжала: — Возможно, мы оба нужны друг другу. Все будет очень мило и прилично. Все будет подчинено нашим удовольствиям, нашему самочувствию. Что сверх того — не будет иметь к нам отношения. Так мы сохраним свою свободу...
Ничто не привлекало ее в темном, сыром, запущенном домишке на окраине Риги. Она оставалась равнодушной к тому, что принадлежало к личному мирку Ансиса Берзиньша. Тот Берзиньш, что мог увлечь ее, командовал большим судном, ему были знакомы далекие материки и большие города, он увлекался философией и искусством и в море не проявлял ни малейшей сентиментальности. Если Берзиньш и мог занять какое-то место в ее жизни, то именно тот, уверенный в себе, образованный капитан дальнего плавания из второй половины двадцатого века.
Капитан не мог не заметить ее равнодушия, ее нетерпения, свидетельствовавшего о желании поскорее переменить обстановку, вырваться отсюда, и подальше.
— У меня есть предложение, — сказал он примирительно. — Поедем на Гаую. Может быть, услышим морозоустойчивого, раннего соловья.
На лице его определенно было сентиментальное выражение.
Выехав на Псковское шоссе, Ивета оживилась. Теперь уже говорила главным образом она:
— Для меня дороже всего — машина. Мне доставляет наслаждение чувствовать, как она подчиняется мне, знать, что она принадлежит только мне одной. Я срослась с ней...
— Что ты делаешь в свободное время?
— Если бы оно было! Каждый день у меня распланирован. Прежде всего работа. Потом теннис. Верховая езда. Ты же знаешь, как я слежу за собой... Театры, концерты, книги... Мой заработок позволяет брать от жизни все, что я хочу, поэтому надо уметь отказываться от второстепенного: например, от кухни, от...
— А читать своим детям стихи, петь для них, а по выходным бродить с ними по лесу — тоже второстепенное?
— Тогда я перестану быть свободной.
Ох уж этот Ансис! На суше он определенно изменился, откуда эта детская наивность! «Что мы стали бы делать долгими зимними вечерами? Слушать морские байки? Знаний у него много. Ну и что? В моей науке он не разбирается, даже иронизирует над ней. Хорошо, что он редко бывает дома, корабли будут всегда влечь его, суша не для него, тут он беспомощен и... может быть, даже многое теряет как личность».
— Раз в году отец с матерью вдвоем уезжали на Гаую. К соловьям. Так возрождалась их любовь... — словно издалека, доносился до нее его голос.
...Ночью она слушала, как он спит. Дыхание его было неглубокое, поверхностное, как говорят медики, в груди временами что-то клокотало, в ноздрях посвистывало, как ветер в печной трубе, порой он всхрапывал, иногда стонал. Что-нибудь болело? Может быть, ревматизм — старый бич моряков?
Где-то она прочитала: «Только та женщина может оценить тепло любимого, которой это тепло дано на краткий срок». «Как долго будет принадлежать мне тепло Ансиса? И хочу ли я, чтобы оно принадлежало мне долго, может быть, всю жизнь?»
Уснуть Ивете не удавалось. На груди лежала тяжелая рука мужчины, и ощущать ее тяжесть было приятно; она не решалась пошевелиться, чтобы не потревожить эту руку. В каком-то приливе чувств она едва не поцеловала его руку, так уверенно охватившую ее тело и заставившую почувствовать слабость и зависимость женщины. Но это было лишь мгновенное желание, намного сильнее оказалось другое чувство. «Спустя несколько лет он превратится в охающего пенсионера, с которым придется считаться и... ухаживать. При перемене погоды, весной, осенью он станет хворать и никуда не будет выходить. И четырежды в день ждать, когда его позовут к столу, как на судне, и есть такие же большие порции. Хочу ли я заниматься этим, стану ли? А что будет с моей свободой?» Ивета старалась не допускать мысли о том, что и она состарится, что и ей однажды понадобится забота и чужое тепло. «У меня железное здоровье, и свою старость я обеспечу».
Ай, ай, ай, доктор Берг, да существуют ли абсолютно здоровые люди, с которыми ничего не может случиться?! Ведь вы давно уже не ожидаете в своей жизни чудес: даже в медицине они случаются лишь раз в столетие. Но они и не нужны вам, их заменяет рациональное планирование.
До встречи на судне Ивета и Ансис жили каждый своей жизнью: одна — очень современной, другой — старомодной, но оба — независимой. В этой жизни ей досталось мало тепла, и она научилась обходиться без него, точнее, заменять его сумасшедшим, перенапряженным темпом жизни, где не оставалось места для чувств, но лишь для рациональных поступков. Он же, наверное, дожидался такого чуда, каким была старая капитанша с острова Кундзиньсала. И хотя есть умники, утверждающие, что лишь очень разные люди бывают всю жизнь счастливы вдвоем, кандидат наук Ивета Берг с этим не соглашалась.