Выбрать главу

Ирме хотелось верить, что встреча эта не пройдет даром, если два человека распахнули друг перед другом свои души, если даже мимолетное прикосновение вызывает радостный трепет. Лишь одного боялась она: вдруг настанет такая трудная пора, когда у нее или у Андрея вырвутся эти проклятые слова: «Сжалься надо мной...»

ПРЕДГОРЬЕ

Уже много дней мы находились в пути и в тот день должны были проехать около пятисот километров. Но слово «должны», очевидно, не совсем подходит для автотуристов. До наступления темноты нам предстояло миновать горный перевал и провести ночь в городке с отличной туристской базой. А тут одна за другой начали нас преследовать неудачи, хорошо известные всем, кто имеет дело с машиной. Спустило колесо, следом — второе. Потом засорился карбюратор, которому пришелся не по вкусу купленный по дороге у шоферов бензин. Короче говоря, на землю опускались сумерки, а мы были еще далеко от цели. Ехать по горным дорогам и днем не просто, поэтому решили переждать до утра, а пока что поискать ночлег в ближайшем населенном пункте. Наша изрядно потрепанная карта показывала городок Долину — еще километров 15—20...

Долина! Вроде бы знакомое название. Верно, ведь именно здесь после войны поселились Аня со своим супругом. Да, именно сюда я посылала ей письма и не дождалась ответа. Я обиделась, перестала писать. Все же мы с мужем часто вспоминали Аню, на душе саднило, что потеряли хорошего фронтового товарища.

Почти всю войну мы прослужили с Аней в одной части и крепко сдружились. Запомнился день, когда она прибыла в дивизию: нам как раз вручали гвардейское знамя. У всех было приподнятое настроение, и, быть может, поэтому мы очень приветливо встретили светловолосую девушку с чуть-чуть грустными глазами, которая представилась: «Лейтенант Стрельникова, начальник полевой почты!» Как-то очень ладно сидела на ней гимнастерка, и поясной ремень был затянут на самую последнюю дырочку, отчего хрупкая фигурка казалась особенно изящной. В тот же день стала известна ее история: отец погиб на фронте в начале войны, мать умерла во время ленинградской блокады, там же скончались и две тетки. Сама она, студентка второго курса Института связи, добровольно ушла на фронт. Обыкновенная история, сколько их встречалось в те годы! И мечта у нее была самая обыкновенная: после войны закончить институт и стать инженером связи. А пока что, как говорится, Аня на совесть выполняла свой долг: взбухали от дождей фронтовые тропинки, мела вьюга, снаряды перепахивали землю, а бойцы получали свои скромные треугольники — желанные весточки из другого мира, столь же необходимые солдату, как черный сухарь и доброе оружие.

Дружбы миловидной девушки стали домогаться многие, и тут не было ничего удивительного. Однако очень скоро неудачливым поклонникам пришлось сочинить песенку, которая начиналась так:

Эх, Аня, товарищ дорогой, начальник почты полевой. Не будь такой жестокой, злой, начальник почты полевой.

Где уж тут зло, жестокость, — наоборот, Аня была со всеми одинаково вежлива, всем улыбалась милой, грустной улыбкой и неизменно повторяла: «Поговорим в шесть часов вечера после войны».

Осенью сорок четвертого к нам в разведотдел прибыл новый переводчик младший лейтенант Иван Иванович Ферапонтов. Он сразу же, пряча узкие глазки за стеклами пенсне, весьма решительным тоном заявил остальным офицерам: «Учтите, что я человек сугубо гражданский и, несмотря на свои сорок шесть лет и слабое здоровье, добровольно пошел на передовую. Добро-воль-но, — он еще раз по слогам произнес это слово, — в самое пекло!»

— А почему же вы все-таки это сделали, — не утерпела Аня, оказавшаяся рядом, — ведь вы работали в тыловой части?

— Зачем? — переспросил Иван Иванович вдруг изменившимся голосом, в котором не было уже прежней вызывающей интонации. — Только что освободили Долину, и я получил известие, что фашисты угнали в Германию двух моих дочек, вот таких, как вы, уважаемая. — Он опустил голову и, не спросив разрешения, вышел из землянки.

Взаимоотношения людей бесконечно многообразны. Иной понравится с первого взгляда; чтобы узнать другого, надо с ним пуд соли съесть. Порой мы даже не можем объяснить, почему влечет этот и неприятен тот. Интуиция ли, родственные или враждебные биотоки объединяют или отталкивают людей?

Получилось так, что уже с самого начала мы, не сговариваясь, начали испытывать к Ферапонтову неприязнь. А ведь он оказался человеком образованным: превосходно знал не только немецкий язык, я слышала его разговор с военнопленными по-итальянски, а однажды видела его с французским романом в руке. Но если Аня его знания воспринимала как признак большой интеллигентности, то все остальные упорно усматривали в этом какую-то нарочитую демонстрацию превосходства над зелеными юнцами. Однако подвернулся случай, давший нашей неприязни и реальные основания.