Выбрать главу

На второй годовщине в сверкающем, шумном зале ресторана Илиана ощутила давящую скуку и с внезапным страхом подумала: «Неужели всю жизнь будет так? Весь длинный год — один и тот же ритм, однообразное сидение дома и один вечер — на людях, но без людей?»

Жаловаться на такой порядок она не имела права: именно об этом она ведь и мечтала в дни своей жизни на Крайнем Севере, жизни в постоянном неустройстве и движении, жизни, требовавшей выносливости и мужества. Именно неосознанная тоска по теплому жилью, по ярким огням города заставила ее последовать за Игнатом. А кроме того, еще и тоска по бурной любви, по красоте искусства и пестроте будней. Но из всех этих мечтаний исполнилась лишь малая часть.

Вскоре после начала войны, в шесть лет, она осталась сиротой. Детдом. Школа-интернат. Общежитие Геологического института. Палатки и бараки в тундре. Никогда она не оставалась в одиночестве. Никогда не имела своего угла. Чужие люди возникали и уходили. Разные люди: дружески настроенные, доброжелательные — и грубые, назойливые. Энтузиасты и рвачи. Может быть, к кому-нибудь из них и привязалось бы сердце. Но судьба ее не баловала, и возникавшее влечение наталкивалось на препятствия: один оказывался женатым, другого вскоре переводили, третий рассчитывал только на мимолетную, «сезонную» связь. И так годы, целые годы пролетали, как заполярное лето: не успевало начаться, и вот уже конец.

Ей было тридцать семь, когда она впервые встретилась с Игнатом Ругайсом. Он приехал в северный город вместе со своими учениками. Скрипачи-подростки, не убоявшиеся долгого, трудного пути, чтобы принести радость искусства обитателям сурового края, тронули всех до слез. «Романс» Шостаковича и «Элегию» Массне Илиана слушала, затаив дыхание. В оцепенении сидел весь битком набитый зал — люди, которых нелегко было удивить чем бы то ни было. Ансамблю скрипачей это оказалось под силу. А Игнат, по мановению руки которого вздымались и опускались тонкие смычки, показался ей волшебником, пришельцем из несбыточного, манящего мира.

Давно, давно уже ей не приходилось говорить по-латышски: она не ездила в Ригу даже в отпуск — не к кому было. И вот несмелая, смущенная, только в последний момент решившаяся, Илиана приблизилась к руководителю ансамбля. Он был приятно удивлен. Спустя два дня, когда ансамбль уезжал, в глазах Илианы при расставании была такая грусть, что Игнат не мог этого не заметить. Через неделю пришла телеграмма: «Я один в трехкомнатной квартире и с нетерпением жду тебя!»

Чем покорила она Игната: миниатюрной фигуркой на суровом северном фоне, романтикой своей профессии? А может быть, сыграла роль неожиданность встречи в дальних краях с соотечественницей, чей облик говорил, что ее надо лелеять и оберегать от трудностей? Или его увлекло собственное благородство? Что заставило его отправить телеграмму? Безумная любовь с первого взгляда?

В управлении никто не мог понять, какая муха укусила вдруг работницу, так долго и терпеливо, без малейших претензий выполнявшую самые нелегкие задания. Никто ведь не знал, что терпение ее на деле было не чем иным, как ожиданием. Она забиралась в поисках месторождений все дальше и дальше: геолог по призванию и по характеру, она любила искать и находить. И не переставала верить, что однажды найдет алмаз и для самой себя. Теперь, показалось ей, он был найден. Оставалось гранить и шлифовать. Но усилия оказались тщетными. Этот алмаз — Игнат — сорок пять лет прожил на свете вдвоем с матерью, он был уже отшлифован на совесть, и изменить что-либо в его поведении не смогла бы никакая сила.

Хотя он оказался заботливым и верным мужем, появление жены ничего не изменило в его жизни. И эту свою неспособность что-то переиначить, на что-то сразу и заметно повлиять, даже ощутимое противодействие Игната ее реформам она с каждым днем ощущала все больше. Внешне, правда, все выглядело, как если бы они были довольны друг другом. Илиана с удовольствием ходила за покупками, стряпала, убирала и ожидала мужа с работы. До известного момента ее даже не раздражало, что Игнат десятки раз повторял один и тот же пассаж. Лишь однажды она спросила:

— А вариации на тему Паганини ты смог бы сыграть?

— Практически — да. Профессионал должен уметь все. Но это было бы дилетантством, какого я себе никогда не позволял.

И все-таки, вопреки собственным правилам, он оказался дилетантом — в любви: не покорил Илиану по принципу veni, vidi, vici. Внешне, впрочем, все так и выглядело: пришел, увидел, победил. Но если то и была победа, то пиррова. Разве иначе спустя два года после этой победы Илиана в новогоднюю ночь, лежа в одиночестве на диване, стала бы размышлять о том, что союз с Игнатом оказался ошибкой? Исчезла ли в эту ночь ее любовь к мужу? Была ли она вообще? Но в эту ночь она особенно ясно почувствовала, что не исполнилось ее тайное желание: чтобы кто-то властно подчинил ее, чтобы она принадлежала кому-то настолько, чтобы даже малейшее неподчинение этому повелителю восприняла бы как смертный грех, как свою глубокую вину.