В июне? До июня еще ждать да ждать...
Или вот бездельница дворничиха. На ее лень и нерадивость жаловался весь дом. На деле она давно уже работала продавщицей в булочной и для выполнения своих дворницких обязанностей хорошо если раз-другой в неделю выходила с метлой на мостовую. И при этом занимала трехкомнатную служебную квартиру, из которой ее невозможно было выселить: для этого следовало предоставить другую жилплощадь, а ее-то у управдома Ругайс и не было.
— Человек злоупотребляет своим положением, нагло ухмыляется: «Не выселите...» Сколько же можно терпеть такое? — возмущалась Илиана и снова слышала в ответ:
— Потерпите, что-нибудь придумаем.
«Скоро. Ха! Скоро. А надо сейчас же. Погоди. А не поговорить ли с Апинис: может, она пойдет работать дворником? А заодно и устроить обмен! Пусть-ка та лентяйка поживет в развалюхе и поймет, что значит хорошая квартира, как за ней надо ухаживать и как платить за нее образцовой работой».
Эта идея так понравилась Илиане, что ее мрачное настроение несколько развеялось.
Срочно к Апинис!
На ее стук никто не отозвался. Она дернула замызганную, ободранную дверь; та легко подалась. В прихожей в ноздри ударил резкий запах свежей краски. Она услышала голоса. Один, без сомнения, принадлежал самой Апинис. А второй? Да что гадать: вторым был голос Арвида. Что он тут потерял?
Арвид сидел на шаткой табуретке, жалобно запищавшей, когда он повернулся к вошедшей. На коленях у него примостился мальчонка лет трех-четырех, обхвативший его шею и прижавшийся щекой к щеке. И первое, что бросилось в глаза Илиане, было необычное выражение лица Арвида: в грязной комнате, где на столе, покрытом засаленной скатертью, стояла неубранная посуда, большое блюдо с плюшками и лежал кулек с конфетами, счастливый отец семейства с неприкрытой нежностью ласкал ребенка и понимающе улыбался двум мальчишкам постарше, чьи рты были набиты, наверное, конфетами и сдобой.
Илиана опешила. Она забыла, зачем пришла. Молча обвела комнату взглядом и увидела нечто, заставившее ее откровенно удивиться.
— Значит, все-таки покрасили стены?
Эти слова как бы вернули хозяйке дар речи.
— Это он, сантехник, все придумал. Сказал: дети не должны жить в сырости. И как пришел утром с ведерком краски, так только сейчас и закончил.
Да, краска была подобрана на редкость удачно. Апельсиновый цвет делал комнату светлее.
— И подумайте только, товарищ Ругайс, за работу ничего не хочет взять. Да еще детям вон гостинцы принес! Мне бы такого мужа. Счастливица, кому такой человек достанется. А мой, бродяга проклятый, уже сколько лет как сбежал. Вот и бьюсь одна...
Илиана прервала:
— Зайдите завтра с утра. Поговорим. — И повернулась, чтобы уйти.
Поднялся и Арвид. Карапуз словно прилип к нему, вцепился в пиджак. Арвид помахал ему рукой, тот надулся. Арвид вернулся, подкинул его к потолку, приласкал, поцеловал. Мальчуган звонко засмеялся.
— Детей жалко, — сказал Арвид, когда они вышли.
В его голосе была неподдельная жалость, в глазах Илиана увидела тоску и печаль... Он снова, как обычно, сжал ее пальцы. И опять они, бедные, затекли, но Илиана, не обращая на это внимания, увлеченно заговорила:
— Во мне вдруг пробудилась прямо-таки атомная энергия. Хочется все переделать. Вот хотя бы песочницы для детей: действительно, сколько могут дожидаться малыши?
Не убирают вовремя урны с пищевыми отходами? Сию же минуту она возьмет кого следует за шиворот и выругает так, как делала это когда-то там, на Севере.
И домовый комитет надо встряхнуть. Критиковать все умеют, а помочь... Сперва надо нам помочь, а потом уже контролировать и ругать. Есть ли у тех, кто сам ничего не делает, право осуждать чужие недостатки?
На лице Арвида возникла улыбка, спокойная, уверенная: мол, пылай, девушка, такой ты мне нравишься.
А Илиана продолжала перечислять, какие горы она сегодня свернет, и даже не заметила, что еще задолго до конторы Арвид выпустил ее руку и шел теперь поодаль, как и полагается подчиненному, идущему с начальником, по служебному делу.
Игнат сказал ей: «Ты что-то слишком устаешь». Устает? Да надо же в конце концов как-то сдвинуть с места жилищные проблемы. Живого дела здесь не чувствовалось. Бумаги, словно лавина, погребли под собой что-то куда более важное, существенное. Находились люди, говорившие: «За сто сорок рублей тащить такой воз? Здесь всех дел никогда не переделаешь!» Правда, ее подчиненным приходилось искать и дополнительный приработок и она им это позволяла. Но для себя она ничего лишнего не хотела. К счастью, ей ничего и не требовалось: живя с Игнатом, она ни в чем не испытывала нужды.