Выбрать главу

— Хватит, — попросила Илиана. — Не мучай себя воспоминаниями, По-моему, не всякий возврат в прошлое приятен.

До самого ее дома они молчали.

— К тебе я не пойду, — сказал он затем. — Если я этой ночью не появлюсь дома, будет нехорошо. Мать встревожится.

— Мать?

— А вообще, не надо было тебе приходить туда.

9

Идя на работу, Илиана сделала крюк, чтобы посмотреть, начались ли наконец работы по благоустройству дома, по которому они ходили новогодним вечером. Долгие месяцы окрестности выглядели будто изрытые свиньями, превратились в западню для пешеходов. В тот раз она и сама упала, Арвид поднял ее, и она впервые ощутила его прикосновение.

Весь январь и почти весь февраль в доме не зажигались огни. Бухгалтерша жаловалась: «Подумайте, какой убыток! За полтора месяца — ни копейки квартплаты. А когда же начнет погашаться задолженность государству?»

Сегодня предстояло принять еще один новый дом. Зная, что там она снова встретится с Бергманисом, Илиана с самого утра настроилась по-боевому.

Вообще день обещал быть трудным. Войдя на миг в ее кабинет, Арвид быстро проговорил:

— В четыре будь около юридической консультации на Берзу.

— Зачем?

— Много хочешь знать... Надо посоветоваться, как нам побыстрее оказаться вместе.

Илиана не смогла сдержать прорвавшейся радости:

— Вместе?

— А ты как думала? Есть сила воли и у меня... Если ты так сделала, почему же не смогу я?

Теперь они вместе с главным инженером Эглитисом направились на новый объект. Она давно уже не сердилась на этого парня, да и сердилась ли вообще? Обидные слова его были — чистая правда. Что бы она делала, блуждая в лабиринте домоуправленческих дел, без Эглитиса с его деловитостью и откровенностью?

И сейчас, по дороге к дому, который предстояло принять, он говорил энергично, горячо:

— Сегодня мы увидим так называемый «летний» дом. В отличие от «зимних», что сдают в декабре, этот окажется куда лучше. Самые удачные, конечно, те дома, которые строит солидная организация, богатый завод или кооператив. Но таких домов мало.

— Стыдно сказать, — созналась Илиана, — я тоже была тогда в том, декабрьском доме. Знаете, там...

— Да знаю. Я в тот раз слишком понадеялся на Фрейната. Думал — поднимет шум, убедит комиссию. Он же в строительстве разбирается. Сам без пяти минут инженер.

— Неужели?

— Ну да, мой отец учился с ним на одном факультете. Никто не мог понять, почему он ушел с четвертого курса.

— А в анкете об этом ни слова.

— Не хочет писать. Наверное, есть причины.

Бергманис встретил их с уверенной улыбкой. Илиана попыталась вспомнить, где совсем недавно видела такое же выражение лица. Да! На улице Саулстару, в доме, увитом розами, такое же лицо было у Зелмы. Придя в тот вечер домой, Илиана еще подумала, что женщина эта, как, наверное, и все самоуверенные люди, глуха и слепа к радостям и горестям всего мира, что она живет по принципу «моя хата с краю», ведь комфорт требует жизни без бурь и волнений, и боже сохрани потревожить ее фильмом о войне или какой-нибудь трагедией на сцене. Что может поколебать незыблемость такой вот Зелмы? Потрясет ли ее уход Арвида? Или честь быть домовладелицей возместит потерю? И какие аргументы смогли бы ослабить натиск Бергманиса при сдаче новых зданий, повлиять на стиль его работы?

На этот раз комиссия продвигалась по дому неторопливо, не косясь на часы, и голоса звучали спокойно. Даже неспециалисту было ясно, что люди работали честно и сознательно. Конечно, кое в чем и здесь можно было упрекнуть их, на что-то указать. Но дня через три-четыре сюда смело могут въезжать и жить люди. Однако, когда дело дошло до оценки работы, все присутствовавшие, словно сговорившись, один за другим повторяли: «Удовлетворительно».

Вот тут Бергманис покраснел, и у него вырвалось нечто, никак на него не похожее:

— Это несправедливо!

— Товарищ Бергманис, с одной стороны, прав, — к удивлению Илианы, начал Эглитис. — Потому что, в конце концов, что такое «удовлетворительно»? Понятие неопределенное. Когда мы не хотим сказать «хорошо» или «плохо», говорим — «удовлетворительно». Но с другой стороны — претензии его необоснованны.

Теперь все смотрели на Эглитиса. Еще молодой и щуплый, он стоял, странно наклонившись вперед, словно готовясь к прыжку или желая увлечь всех, кто был здесь, за собой, в одному ему известном направлении.