Мы сидели за одним столом — правда, только за обедом, потому что завтракать и ужинать они приходили редко, и я каждый раз украдкой окидывала взглядом ее золотистые волосы, превращавшие просто миловидную женщину в очень привлекательную. Однако более тесного знакомства между нами не возникло. За столом они говорили мало, объяснялись друг с другом взглядами и обрывками слов, наскоро ели и снова исчезали. Иногда мы случайно сталкивались в горах, в Ботаническом саду или где-нибудь в городе, и всегда они шли взявшись за руки, как маленькие дети на прогулке, Казалось, им не было никакого дела до всего окружающего. Они как бы слились воедино, и, чтобы разлучить их, должно было случиться, вероятно, что-то необычайное: землетрясение, война... Видно было, что они настолько заполняли жизнь друг друга, что в ней не оставалось ни щелки, в которую хоть на мгновение мог втиснуться кто-то третий. О чем говорили они, что волновало их? Неужели им не хватило времени, чтобы наговориться всласть за свою, судя по всему, уже достаточно долгую совместную жизнь? Юность, пора бурных страстей, давно уже осталась у них позади. Как сумели они сохранить способность быть необходимыми друг другу, способность, к сожалению обычно исчезающую в длительном супружестве?
Помещались они в том же коридоре, что и я, и занимали две комнаты напротив. Фамилии у них были разные, судя по списку отдыхающих, висевшему на стене рядом с телефоном. Ничего другого я о них не узнала. Не завязались у этой пары более тесные отношения и ни с кем другим из отдыхающих. Конечно, многим, в особенности дамам, не нашедшим себе партнеров, очень хотелось узнать о «неразлучных» — так их прозвали — куда больше. В этом отношении дом отдыха можно сравнить с затерянным в океане островком, чьи обитатели, все до последнего, спешат навстречу изредка заходящему с почтой пароходу, чтобы разжиться новостями. А вынужденное безделье возбуждает уже неприличное любопытство.
Бедные «неразлучные»! Они, как умели, старались избежать перекрестного огня взглядов и все же непрерывно находились под обстрелом. Людям почему-то не нравилась их обособленность, люди не хотели смириться с независимостью этой пары, казавшейся чуть ли не оскорбительной. Кое-кто пытался получить информацию в канцелярии: кто они, откуда? Мы страшно любим раскрывать чужие тайны, судить тех, кто не похож на нас, за такие грехи, что свойственны и самим нам, да еще в куда больших размерах.
В тот день мне понадобилась цветная нитка, и я впервые решила постучаться в загадочную дверь.
— И не пробуйте, — остановила меня уборщица Нина, чистившая пылесосом дорожку в коридоре. — Ни к чему. Если они дома, то сидят запершись. Давно известно. Восьмой год приезжают, и каждый раз одно и то же. Безумная любовь.
— Ну, в этом греха нет.
— Есть. Были бы хоть женаты... — Уборщица смолкла.
— Они счастливая пара.
— Счастливая? Ха. Прикиньте-ка сами: что они за пара? Он же профессор, какой-то всем известный конструктор из Москвы. Лауреат и все такое. А она — просто автобусная кондукторша, тут рядом, из Севастополя. Только и есть у нее, что длинные волосы.
Начав, Нина больше не могла остановиться. Словно прорвав плотину, поток слов мчался без перерыва. Я стала медленно отступать к своей двери, но слова катились и догоняли меня. У него, значит, в Москве жена, тоже на большой работе. И двое взрослых детей, но сюда он их ни разочка не брал. У кондукторши тоже был муж, хороший, шофер автобуса. В Севастополе, в самом центре, на доске Почета висит его портрет. Но как только познакомилась она с этим москвичом, сразу же ушла от мужа: наверно, слишком простым показался. Одно у нее осталось: ездить сюда. Директор тут человек добрый, притворяется, что ничего не знает, и рассказывать о них запретил, другой разве допустил бы восьмой год подряд?..