Больная смотрела на него доверчиво, с немой мольбой: «Спасите меня». И он, как бы в ответ, очень громко произнес:
— Черт подери, куда же запропастилась лаборантка?
И когда она в ослепительном, накрахмаленном халате появилась и снова тончайшая трубочка уткнулась в палец больной, Вайрог сразу все понял: вместе с кровью в капилляр попадали пузырьки воздуха.
— Разрешите вам, коллега, напомнить, что спешка оправдывается только при ловле одного известного насекомого. Что теперь произойдет с эритроцитами? С лейкоцитами? Ведь вам в институте объясняли, что в стрессовом состоянии селезенка выбрасывает большое количество лейкоцитов. Смотрите, слизистая-то нормальна! Сестричка, — обратился Вайрог к лаборантке, — сколько там получается гемоглобина?
— Восемьдесят.
— Цветной индекс вы, коллега, смотрели?
Арним промолчал. Проклятый пузырек воздуха! Ясно, что теперь эритроцитов будет куда больше. Значит, не кровотечение, а...
Последовало распоряжение Вайрога:
— Давайте вольем жидкость. Сгущение крови, надо отрегулировать водно-солевой баланс: соду, калий, глюкозу. Незамедлительно готовьтесь к операции.
— Но... к какой? — робко спросил Арним.
— Аппендицита, мой юный друг. Клиника типична. Хотя... довольно-таки просто спутать этот аппендикс с перфорацией язвы, что себе приписала сама больная. И запомните: учитывать надо не только ярко выраженные, но и самые мелкие симптомы, возраст больного, характер, время, прошедшее с начала болей. А вы, сестричка, — повернулся он к молодой девушке, — избегайте пузырей.
Теперь Ояр Вайрог мог бы вернуться домой. Велика важность — аппендицит. Но сколько раз за свою врачебную жизнь он убеждался, что эта, казалось бы, такая простая операция весьма коварна. Этот аппендикс так умеет прятаться, прирастать и срастаться со своим окружением, что однажды он во время операции почувствовал себя совершенно беспомощным. Он шел на желчный пузырь, а виноватым оказался именно этот отросток, к которому он никак не мог подобраться. Он так перепутался со своими соседями, что Вайрог в какое-то мгновение с ужасом подумал: «Я не могу его освободить».
— Оперировать буду сам, — металлически прозвенел голос Вайрога. — Помните случай с Павловым? Его оперировали во время съезда, и видные ученые не могли разобраться, отчего он, собственно, страдает. А потом и натерпелись же они... Приготовьте операционную. Позовите анестезиолога. Быстро, пожалуйста, поторопитесь.
Вайрог взглянул на больную. Глаза ее чернели, будто уходили все глубже в какую-то пропасть, лицо синело. Дыхание стало частым, поверхностным.
— Болит? — спросил он участливо.
— Да, болит. Но... я потерплю.
Пациентка вела себя на редкость спокойно. «Собственно, чего и пугаться, если не знаешь, что ждет, — рассуждал Вайрог. — Придумала какую-то язву желудка... И что такое, в конце концов, с этой ее девственностью? Может, в самом деле стоит заняться гинекологией? Источник перитонита не так-то легко обнаружить.
А если действительно воспаление придатков? Нет, все-таки аппендикс».
Приняв окончательное решение, он отбросил сомнения. Гинекологические осмотры ему претили...
Вайрог подставил руки под кран. «Надо спешить, — подстегивал он себя, — похоже, что песочные часы грозят роковым исходом!»
Ускорить процедуру мытья мог бы старый, добрый способ: щетка и перекись водорода. За три минуты бы справился. Но вот уже полгода, как перекись исчезла. Всегда чего-то не хватало: то хорошего дренажа, то тоненького катетера. А сколько он хлопотал насчет специальных коек! Клянчил, как последний нищий. Хирургия без коек особой конструкции вообще не может обходиться. А нехватка санитаров? Нет, нельзя себя перед операцией расстраивать. Но горечь подступала неотвратимо. Обильная порция йода и спирта обожгла пальцы. «В который уж раз слезает кожа. И на что похожи ногти? Все равно. Мои руки рассматриваются и ценятся только как руки хирурга». Наконец он был готов, но сестра еще не подготовила стол. Он дал выход давно накопившемуся гневу.
Почему-то предстоящая операция вызвала далекие воспоминания. Его первой пациенткой была молоденькая учительница в захолустье, куда его направили после окончания мединститута. Ночь перед самой первой в его жизни самостоятельной операцией он провел без сна. Думал о том, что его ждет. Наверняка осложнение на осложнении. Его охватил страх. Сначала в момент разреза. Он вдруг начисто позабыл, с какой силой нажать скальпель, чтобы сечение не оказалось ни слишком глубоким, ни поверхностным. Сегодня стыдно вспомнить, каким неровным, как будто рваным, выглядел край раны. И как долго, неловко перевязывал он мелкие сосуды в жировом слое, ежесекундно опасаясь угрозы нагноения. Еще более страшным оказался миг, когда увидел брюшину; боялся к ней прикоснуться: а вдруг зацепит кишки?