...Харальда вывели из раздумий женские голоса. Они приближались столь целеустремленно, что сомнений быть не могло: один принадлежал хозяйке сада Милде, второй, беззаботно щебетавший похвалы саду, цветам, деревьям, которых в сумерках было не разглядеть, второй...
— Благодарю вас, дорогая, что вы так надежно упрятали мое сокровище от алчных женских взглядов. Теперь ведь одинокие мужчины на вес золота.
Да, это была Лаума. Как бы давая понять, что она желает остаться с Харальдом наедине, Лаума энергично тряхнула длинными отбеленными волосами и сказала Риекстыне на прощанье:
— Так, значит, до завтра в вашем заведении! Надеюсь, теперь уж вы по знакомству примете нас без очереди.
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
От концертного зала, где у них обычно проходили репетиции, Линда жила всего в десяти минутах ходьбы, да и то медленным шагом. Иногда она возвращалась домой окольным путем. Это чаще всего бывало недели за две до очередной серии концертов, когда на тумбах появлялись афиши с именем солистки ансамбля Линды Линги в самом центре, огромными черными буквами. На коротком пути домой у нее всего один такой столб на углу, почти у самого ее парадного. Если же идти дальней дорогой, таких столбов попадалось целых три.
Линда шла, и сердце ее замирало, как перед очень-очень желанным и светлым свиданием. Подойдя вплотную к тумбе, она, если вблизи никого не было, читала вслух: «Линда Линга». И эти слова отзывались в ней колокольчиком — «длинь-длинь», и ей хотелось, чтобы этот колокольчик не смолкал: он, резонируя, задевал какие-то внутренние струны, те тоже начинали звенеть, переполняя все ее существо невыразимым блаженством.
А иной раз казалось, что эти два слова — «Линда Линга», — словно пущенные по воде камешки, подскакивают, едва касаясь поверхности и оставляя за собой бесчисленные расходящиеся круги — «плинь-плинь», вызывая в ее душе целую гамму совсем других отзвуков. Звуки жили вокруг нее и в ней самой, без них мир представлялся Линде Линге пустыней.
Словно по правилам детской игры, она прокрадывалась от столба к столбу, все больше наполняясь тихим гулом, переходящим в громкий напев, который вдруг настойчиво рвался наружу: она нередко отворяла дверь своей квартиры с пением, испытывая потребность как-то излить чувство ликования, радости жизни.
Олять близился Линдин концерт, и сегодня она опять избрала длинный путь. Первая тумба ее разочаровала: афиши еще не было. Зато тумба повязалась огромным розовым фартуком, приглашавшим на концерт Екатерины Комаровой.
«Ничего, ничего, — успокаивала себя Линда, — сейчас придет дяденька с ведром клея, и твоей румяной красы как не бывало!»
Она ускорила шаг. Было всего около шести, и торопиться не следовало, но манил второй столб. Однако и он не оправдал ожиданий, уже издалека маяча розовым боком.
«И чего эта дама в таком возрасте вдруг надумала совершить турне с концертами? Посмотреть не на что и слушать нечего!» — вскипела Линда.
Давно известно, что артисту трудно оставить сцену, которой отдана вся жизнь. Линда и представить себе не может ухода с эстрады: в тридцать с небольшим не думается ни о смерти, ни о каком другом уходе, впереди еще столько лет жизни и работы, что не видать им ни конца ни края.
Третья тумба выглядела так же, как и обе предыдущие. Линда не задержала на ней даже взгляда. «Ну и пускай себе выступает, кто пойдет ее слушать! Пережиток прошлого!»
Дома ее ждали Малыш, славный серый пес, и тетя Минна, как всегда надутая и недовольная. Она была сестрой отца, преподавала в свое время литературу в сельской школе, а теперь ушла на пенсию и ухаживала за Линдой, оставшейся круглой сиротой.
На этот раз тетя Минна расфрантилась и куда-то спешила.
— Иду на концерт Комаровой, — сообщила она уже в прихожей.
— Иди, иди, — улыбнулась Линда. — С таким же успехом ты можешь съездить на выставку реликвий из гробницы Тутанхамона.
— И считаю, что тебе следует пойти со мной, — не сдавала своих позиций тетушка. — У нее есть чему поучиться.
— Мне? У нее? — расхохоталась Линда. — Нет, такое сказать можешь только ты. Завтра же передам ребятам... ха-ха-ха... бесподобно! Позволь спросить, чему мне у нее учиться?
— Чему? Как надо петь! — неколебимо заявила тетушка.
— А я пою как не надо?
— Ты угождаешь моде. И в семьдесят лет тебе не выступить с концертом, да и позабудут все тебя.
Линда поспешила в свою комнату, захлопнув за собой дверь. Через некоторое время хлопнула входная дверь — тетя Минна ушла на концерт.
До чего же опостылело это ее: «Ах, как певали в мою молодость! Как, бывало, грянем народные песни, и знали все слова!»