Кто-то из моих читателей, в этом месте, верно, подумал: при чём здесь память о Баронове и хвастливые авторские воспоминания? А вот при чём. Четвёртую часть телевизионного повествования о «Красной звезде», как наиболее сложную и ответственную, взялся режиссировать сам боевой заместитель Лещинского Лев Быковских. И вот мы идём с Лёвой и его помощницей Леной по коридору редакции, а навстречу нам со скоростью Карлсона, который живёт на крыше, несётся Баронов. Шлёпнув меня по ладони, умчался.
- Кто он такой? – интересуется Быковских. – Заместитель ответственного секретаря, – отвечаю. – Сегодня дежурит по номеру.
- Лев Николаевич, – встрянула Лена, – а вам не кажется, что этот человек чем-то удивительно олицетворяет собой вечно кипучую редакционную круговерть?
Поэтически одарённый Лёва одобрительно хмыкнул и распорядился: «Бери оператора и снимай этого деятеля, как считаешь нужным и где полагаешь необходимым».
Короче, «Красную звезду» показывали затем в программе «Служу Советскому Союзу!» в продолжение месяца по полчаса в каждом выпуске. В заключительной передаче почти час рассказывалось о газете и её замечательных сотрудниках. По итогам юбилейных торжеств главный редактор издал приказ, в котором Беличенко объявлялась благодарность, и он же награждался ценным подарком. Обо мне, героически и доблестно, практически в одиночку занимавшемся гостями, буклетами, выпивкой, закуской, в том числе и самым главным – телевизионными съемками, – приказ стыдливо умолчал. Когда мы отмечали завершение работы комиссии, Юра сказал мне, поглаживая свои моржовые усы:
- Думаешь, главный и все члены редколлегии не ведают, кто в комиссии по-настоящему воз тянул, а кто лишь числился в пристяжных? Прекрасно знают, но такова у нас, увы, краснозвёздная этика: подчиненные пашут, а почести получают начальники. Хотя какой я для тебя начальник. Но это, Мишель, еще не самая большая несправедливость, возможная в нашем специфическом коллективе. Ты на такие вещи смотри философски и никогда на них не зацикливайся, если не хочешь обмелеть душой и помыслами. Идущий – дойдет, ищущий – обрящет, а умный должен понимать: всё суета сует и суета всяческая.
Баронов, присутствовавший на нашем «отмечании» – без него в редакции не происходило ни единого сабантуя, – взял слово:
- Ты, Юрка, конечно, прав на все сто. Только не до конца. Во всём я виноват. На редколлегии усилия и старания Мишеля предлагалось отметить. Но встал Кашуба (тогда ещё редактор по отделу Сухопутных войск – М.З.) и доложил, что телепередачу следует полагать как неудавшуюся и провальную. Главному редактору она отвела 37 секунд, членам редколлегии по 5 – 10 секунд. Некоторые ветераны редакции в ней вообще не упомянуты. Зато Баронова, всего лишь зама ответственного секретаря, показывали почти пять минут!
И редколлегия с Кашубой согласилась!
Как-то Сергей Быстров сказал в сердцах про нашу редколлегию: «А что с них взять – одно бздуньё». На самом деле в руководящем коллективном органе главной военной газеты люди находились разные. (Кстати, и сам Быстров был его членом). Но в описываемой ситуации они действительно продемонстрировали заскорузлую недалёкость именно того самого «бздунья». Причём, не по отношению ко мне вовсе, а к Олегу Борисовичу. Меж тем, посторонние телевизионщики рассмотрели в нём именно то, что и представляло самоё сердцевинную сущность Баронова. Он являл собой в «Красной звезде» нечто среднее между мудрым, заботливым домовым и добрым барабашкой. Когда Олег дежурил по номеру, в котором шёл какой-нибудь мой материал, я не вылезал из его кабинета. Да и так наведывался к нему чаще, чем к другим старшим коллегам. С Бароновым можно было спокойно решить любой вопрос. Даже не разрешаемый. Он, как секретарь Верочка из фильма «Служебный роман», знал всё обо всех. И при этом никогда не сплетничал, не ябедничал, всегда брал под своё крыло слабого и обиженного. Меня, в частности.