Это я уж могу точно подтвердить. Звонит: «Мишель, жду тебя в кабачке возле нашего метро Тимирязевская». Беру ноотбук и топаю в нашу кафешку. У Вити уже стол ломится от всяких яств, и он по мобиле наяривает.
- В этот раз откуда будешь?
- Из славного города Парижу.
- И, как всегда, без сна и отдыха? Это же 2800 километров с гаком, если не ошибаюсь?
- Не ошибаешься – почти 3 тысячи. Ну, нет, конечно, заправка, еда и малая с большой нужды – это вынь да положь. Ладно, соловья баснями не кормят.
Наливает, выпиваем, закусываем, чем Бог послал. Между первой и второй пуля у нас никогда не пролетала. Как и традиционным был всегда «Третий тост» – за тех, кто навсегда ушёл. Мы с Витей ездили однажды вместе в Афганистане. А вот с четвёртым тостом у нас со Светиковым всегда возникали проблемы: он засыпал, отодвинув тарелку и положив голову на обе руки. Не мудрено. С любой из европейских столиц в белокаменную нашу, впрочем, как и обратно, дружок мой всегда ездил практически безостановочно. Один раз, правда, задержался надолго, так как у него увели все до единого документы и деньги. Так и стоит ли удивляться тому, что Витя буквально, а не иносказательно, сгорел на своей работе…
У такого человека, как Виктор Светиков не могло быть мало друзей. Люди буквально липли к нему. Но Гена Каутсис, проживающий сейчас в США, все же был ближе остальных. Они вместе, кстати, окончили Суворовское училище. А в училище Львовском всегда сидели рядом.
«Да, Миша, ты прав, – рассказывал Геннадий, – со Светиковым мы были очень близкими всегда, до самой его нелепой смерти. Может, самыми близкими. Я и сейчас на телефоне со вдовой Светой и его младшим братом Пашкой в Тамбове. Я ездил в Тамбов и провёл там неделю с его родственниками. Выполнил наш договор о том, что после смерти одного из нас второй навестит друга на кладбище и помянет. Есть и другие обязательства, которые выполняю до сих пор. Когда договаривались, думал, что наш договор ляжет на него, но жизнь, как видишь, распорядилась по-другому».
Александр Злаин: «Виктор – мой однокашник. Не сразу он попал в главную военную газету. По распределению загремел в бригадную многотиражку желдорвойск, откуда его вызволил Юрий Дмитриевич Теплов. Вызволил не по блату, а по таланту. Виктор первым из нашего выпуска ушёл в мир иной. Ушёл, успев опубликовать одну книгу. А мог бы стать не только коммерсантом, а большим писателем. Светлая ему память.
Михаил Поселёнов: «Самыми молодыми в нашей группе были суворовцы Светиков, Седых, Бурых и Каутсис. Остался Гена Каутсис. Первые три уже ушли от нас. Каутсис по-прежнему связывает наш курс своим неуёмным оптимизмом и желанием поддерживать отношения, как будто мы по-прежнему курсанты. Многие перед ним в неоплатном долгу. В чём это заключается, говорить не буду. Слишком многие попытаются "скорыстатыся" его безотказностью. Гена – это человек широкой души. Ну, а тем, кто ушёл от нас: Светиков, Седых, Бурых – долгая память и царствие небесное».
Александр Воробьев: «Среди нас, бамовских военных корреспондентов (бригадные многотиражки желдорвойск) Виктор был постоянной уносящейся куда-то звёздочкой. Талантлив, но как тот огонь, смотришь на языки пламени, они радуют, но их уже нет. Сгорели. Общение с ним всегда на ходу: улыбнется, пообщается и уже Виктор в новой стихии… Вот не знал, что в «Звёздочку» определился он в такой сложный отдел, где зачастую рождались официозы – передовые статьи, руководящего характера… это не его хлеб… Интересный человек, который, по-видимому, хорошо знал цену себе и обществу, в котором жил. Не уберегся».
…Да, братья мои по курсантскому строю, человек жив, пока о нём помнят. О Светикове мы помнить будем.
РЕЛОКАНТ ОЛИЙНИК
Терпеть не могу разной словесной англомути. Но в данному случае она оправдана. Потому что назвать Олийника русским словом перемётчик – слова жалко. Вот учились они вместе со Светиковым. Но, Боже ж ты мой, до чего же разные, вопиюще противоположные личности! Светиков, словно оправдывая свою фамилию, всегда светился жизнерадостностью, добром и оптимизмом. Олийник же всё больше был угрюмым, злым и замкнутым. Одно слово – кашубинец. Не все в боевом отделе сухопутных войск удостаивались столь «высокого звания». За этим субъектом прозвище закрепилось с первых дней его пребывания в редакции. Признаться, я мало внимания обращал на Сашу, когда мы вместе служили в «КЗ». Правда, однажды достаточно круто прошёлся по совершенно безобразной выходке младшего коллеги. К тому времени я уже работал в ТАСС. Случилось так, что в очередной афганской командировке мы накоротке пересеклись с Володей Никаноровым и фотокорром Алексеем Ефимовым. Вернувшись из Афганистана, случайно узнаю, что тогдашний постоянный корреспондент в Ограниченном контингенте Александр Олийник «накатал телегу» на Никанорова и Ефимова за то, что они его, якобы, проигнорировали, не обращались к нему за помощью и потому-де крайне бездарно провели время командировки. Итожилась жалоба кодой, совершенно немыслимой из-под пера ни одного здравомыслящего краснозвёздовца: «Редколлегии впредь следует тщательнее подбирать кандидатов для командировки в Афганистан».