- Хэ, да с адресом на руках любой дурак письмо расследует. Вот попробуйте без адреса это сделать.
С Ермолаевым мне позже пришлось поработать ещё и в ТАССе, где он после увольнения был заместителем заведующего Военно-политической редакцией. Близких отношений между нами на наблюдалось. Но и не вздорили, слава Богу.
***
Пробегая по лестнице, коллега здоровается:
- Привет, Пендюр.
Борис Васильевич делает зверское лицо:
- Сам ты – пендюр!
С Борисом Васильевичем мы очень близко сошлись уже после того, как оба сняли погоны. Он работал у моего дружка Вити Светикова, который в своё время служил в партийном отделе «Красной звезды» под началом Пендюра.
***
На редколлегии идет обсуждение вопроса о грядущей сексуальной революции и как на нее реагировать такой специфической газете, как «Красная звезда». Спецкор полковник Михаил Кореневский роняет:
- Это будет первая революция, в которой я личного участия принимать уже не смогу.
***
Главный спрашивает своего любимца начальника пресс-бюро Василия Змитренко:
- А как вы, Василий Миронович, относитесь к сексуальной проблематике?
- Спасибо, Николай Иванович, что вы сочли возможным задать мне такой вопрос.
***
Начало статьи подполковника Юрия Романова: «В мир солдатского сапога-80 меня ввел фронтовик, потерявший руку на Курской дуге». «Юра, – говорю ему, – тебе не кажется, что слова в этой фразе сплошь чужие друг другу, а заодно и смыслу?» Романов внимательно читает написанное: «Да всё здесь нормально!»
***
В загонной полосе стоит коротенькая басня о воробьях. Полковник Виталий Мороз в шутку говорит военному цензору полковнику Б. Куликову, что на самом деле басня эта – о старослужащих. Цензор басню снимает. На всякий случай.
***
В конце каждого года мы в отделе вузов давали сводную полосу объявлений об условиях поступления в военные вузы, их полное название и почтовые адреса. И надо же было такому случиться, чтобы очередная наша полоса попалась на глаза отставнику из города Урюпинска (так, я видел ксерокопию письма! - М.З.). Бдительный советский гражданин написал лично начальнику Генерального Штаба Н. Огаркову: «Это что за расхлябанность такая, товарищ Маршал Советского Союза!? Это же получается, что стоит любому американскому шпиону раскрыть «Красную звезду» и, пожалуйста, – все военные училища у него как на ладони! Безобразие!»
Военное руководство чутко отреагировало на сигнал и спустило распоряжение: впредь любое средство массовой информации может опубликовать только 5 названий военных училищ в одном номере. Если каждый день обнародовать разрешенное число вузов, то за месяц получалось все те же 150 училищ или наша полоса. Но в один день дать, скажем, 8 названий, а на следующий вообще их не упоминать категорически не разрешалось. Между тем мы обязаны были раз в месяц выпускать курсантскую страницу «Азимут». Можете себе представить наши трудности и настроение. Сто раз мы «ставили вопрос» перед руководством газеты и столько же раз получали презрительные щелчки по носам. От дикого произвола страдали и остальные издания. И, наконец, цензура смилостивилась, разрешив публиковать в одном номере 25 училищ. Эта дикость длилась лет пять. (Юридически запрет, кажется, до сих пор не снят, просто о нем забыли, как о жутком сне).
Собака примера зарыта вовсе не в моих чувствах и переживаниях (хотя настрадался я от цензурного гнета больше, чем от прочих служебных тягот и невзгод, целое эссе по этому поводу написал). Дело в том, что сколько раз я рассказываю разным уважаемым людям об этих урюпинских бдениях краснозвёздовской военной цензуры, столько раз натыкаюсь на одну и ту же реакцию. Посмеявшись, мои слушатели начинают искать... логику в этом диком, маразматическом, кретинистическом ограничении!
И тут поневоле вспоминаешь Н. Лескова, который писал о том, что после крымской войны в Петербург приехал одни известный английский инженер Б-лей. Как человек любознательный, он купил себе указатель и бегал с ним повсюду, все сравнивая с описанием и делая обо всем заметки. Таким образом, обходя известный «мраморный дворец», он заметил, что в строении этого дворца гораздо более участвует гранит, чем мрамор. Это его смутило. Англичанин заподозрил, что в его гиде непременно опечатка, что дворец, вероятно, называется «гранитный», а не «мраморный». Он рассердился, переменил гид, но и в другом опять стоит дворец «мраморный». Турист окончательно впал в недоумение; он обращался к книгам, к людям за разъяснением затрудняющего его противоречия, и нигде не находил разъяснения.