В те времена мы с Володей общались спорадически, на уровне «привет – привет», «как дела?», «что нового?». А вот, когда он стал постоянным корреспондентом по Московскому округу ПВО, мы сблизились по-настоящему. Всё дело в том, что за моими плечами было пять лет службы в отделе авиации газеты «На страже» приграничного Бакинского округа ПВО. И старший товарищ не стеснялся, не гнушался (вернейший признак ума и мудрости) обращаться ко мне за советом. Тогда же мы стали встречаться, как говорится, в неформальной обстановке. Нас ещё называли по сокращённым фамилиям: Гаврила и Захар. И тогда же я впервые услышал стихи Володи:
«Прощай, стареющий шарманщик,
прощай, мой старый добрый друг,
поэт повеса и обманщик,
собрат по песне и перу.
Пускай мотив был не изящен,
порою скучен и смешон,
но сохранит тот пыльный ящик
разноголосицу времён.
Те механические звуки,
что наработала душа,
всё, что сумели твои руки
извлечь иглой карандаша».
К описываемому периоду относится и, если так можно выразиться, малый профессиональный подвиг Владимира Гавриленко, о котором есть смысл порассказать подробнее. Как уже говорилось, мой товарищ по курсантскому строю и газете «Красная звезда» после училища год прослужил в дивизионной газете – самом малом звене советской военной печати. И таких «низших звеньев» в Советской Армии и Военно-Морском Флоте насчитывалось где-то около тысячи. В основном, для них, для дивизионок и корабельных многотиражек, готовились кадры во Львовском высшем военно-политическом училище. Это уже потом, наиболее способные военные журналисты выдвигались в армейские, окружные, флотские газеты, в центральную военную печать. Однако значительная часть выпускников ЛВВПУ начинали и заканчивали свою службу в дивизионках. И вот об этой, самой крохотной военной газете, бывшей немыслимо популярной среди солдат в годы войны, Гавриленко написал пронзительную повесть «Не дрейфь, корреспондент!». До него этого никто не сделал. После него этого сделать уже нельзя, ибо исчезла великая страна и её великая армия. Более того, из современного военного лексикона постепенно уходит само понятие «дивизия». За исключением РВСН и Воздушно-десантных войск нынче везде уже бригады. Ну и плюс Кантемировская, Таманская и дивизия имени Дзержинского. Хотя многотиражная газета «Гвардейское знамя» есть только в Таманской дивизии. И, похоже, это последняя отечественная дивизионка.
Володина повесть, опубликованная ещё в журнале «Советский воин», не могла оставить равнодушными, прежде всего, нас, военных журналистов, выпускников ЛВВПУ. Ибо даже если некоторым из нас и «не посчастливилось» трудиться в дивизионке, то, как минимум, четыре года мы с ней сотрудничали на курсантской скамье. В училище выпускалась учебно-тренировочная многотиражка «Политработник», считай та же дивизионка. Конечно, «Не дрейфь, корреспондент!» – произведение чисто художественное. В нём нет ни единой подлинной фамилии. Но, как и любая толковая литературная вещь, оно – достоверный слепок настоящей жизни. И, в частности, главный герой – корреспондент дивизионки – это и есть Володя Гавриленко. У него – серьёзные трения с редактором многотиражки, что служит основным конфликтом повести, её движущим мотором. И, само собой, присутствуют отношения между «сильным» и «слабым» полом. Причём, на главного героя «охотится» очень даже симпатичная особа, предмет вожделения подавляющего большинства мужской части отдалённого гарнизона. Но он в самый последний момент пасует – дрейфит. Этого мы, друзья автора, «простить» ему не могли.
«Старик, – возмущались мы на все лады, – ты грубо и ложно пошёл против правды жизни, потому как на твоём месте каждый из нас поступил бы с точностью до наоборот. И здесь героя не оправдывает даже то обстоятельство, что вскоре к нему должна приехать жена. Ты положил тень на весь журналистский офицерский корпус. Теперь штафирки будут думать, что офицер, из каких-то неясных нравственных заморочек может упустить аппетитного, стоящего бабца!»
Всё то же самое, только, может быть, другими словами говорил Володе и я. Он, по своей врождённой стеснительности, парировал наши доводы слабо и вяло, что ещё больше нас распаляло. Но однажды за рюмкой поведал мне такое: «Ты помнишь фильма «На семи ветрах» Станислава Ростоцкого с участим Вячеслава Тихонова и Ларисы Лужиной? Там наш брат военный журналист, уверенный в себе и своей мужской неотразимости, как минимум, должен был добиться взаимности у такой замечательной девушки. Только этого не случается. И по большей части советским зрительницам было явно невдомек, почему героиня Ларисы Лужиной отказала во взаимности такому щеголеватому, но на поверку оказавшемуся по-детски трепетному и достаточно беззащитному перед настоящим чувством красавцу военному. Ответ заключён во всём содержании самой картины. Жениха Светланы нам так и не показали. Всё равно трудно себе представить, чтобы он мог «соперничать» с героем Тихонова. Так это и не важно. Куда ценнее нам, зрителям, осознавать и понимать, что никакие военные лихолетья, никакие нечеловеческие испытания, никакие как бы теперь сказали, сексуальные соблазны неспособны были поколебать высоких и светлых любовных чувств Светланы Ивашовой. Мы и победили в той страшной войне потому, что умели так сильно, так беззаветно любить. Ты понял? Любовь, если она настоящая, всегда права. Мне сдаётся, что любовь моего героя тоже настоящая». Как ни крути, но мы, его друзья, стебались, а Володя своей повестью ориентировался на высокие и чистые нравственные императивы.