Другими словами, Чупахина я всегда выделял, и втайне даже завидовал той лёгкости, с которой он учился, вёл себя в коллективе, просто жил в своё удовольствие. Чего никак нельзя было утверждать наоборот. Володя меня в упор не видел. На втором курсе меня принимали кандидатом в члены КПСС. Против проголосовали семеро сокурсников. Среди них – Чупахин. Видит Бог, я тогда чуть не заплакал от досады. Ибо, повторяю, всегда определённо искал его дружбы и вдруг такой апперкот! Слава Богу, хватило ума не зацикливаться на досадном поступке однокашника.
Работая вместе в «Красной звезде», мы с Чупахиным поддерживали добрые, почти приятельские отношения. Некоторое время даже дружили семьями. А потом я ушёл сначала в ТАСС, затем возглавил журнал «Вестник ПВО» и уже общались мы с Володей до обидного спорадически. То было как раз (не к ночи помянуто!) время «лихих девяностых» с ельцинским пьяным сумасбродством, с приходом к власти сволочных предателей козыревых, кохов, бурбулисов, абрамовичей, боровых и прочих мразей. Основные государственные скрепы трещали по швам.
Дошло до того, что главного редактора «Красной звезды» захмелевшие от шальной свободы военные журналисты решили избирать майданным голосованием. В очереди кандидатов где-то на шкентеле стоял и автор сих строк. Однако Судьба своим непререкаемым перстом указала именно на Чупахина, единственного среди нас не желавшего садиться в редакторское кресло. И я уверен, что выбор тот тоже был не случайным. Ибо, в конце концов, в нашей жизни вообще ничего случайным не бывает…
Как уже говорилось, каждодневно воюя за газету, за людей, её выпускающих, о себе Чупахин думал в последнюю очередь. Или вообще не думал. Ибо, да будет вам известно, дорогой читатель, что за шесть лет пребывая на чистой генерал-лейтенантской должности, он так и не получил вожделенных для всякого уважающего себя офицера генеральских лампасов. Это что, Фортуна облажалась, спросите вы? Наоборот, она не позволила Володе скурвиться. Сие вовсе не значит, что все генералы – нехорошие люди. Однако, стань он в их шеренгу, я бы, наверняка, потерял друга. А на фига мне это надо? Другу тоже: «Какое счастье быть не отставным генералом, а обычным отставным каперангом. В Совете Федерации готовили важный «круглый стол», за который отвечали два помощника сенаторов – я и бывший командующий округом, генерал-полковник. Ныне мы были в равной ипостаси, но выполняли разные функции. Я писал план мероприятия и проект рекомендаций, а он, поскольку ничего этого не умел, расставлял по столам стаканы и раскладывал блокноты. А тут еще подошло время встречать внизу, на проходной участников мероприятия. С какой же мольбой и страданием генерал-полковник смотрел на меня! И я ему сказал: «Ладно, сейчас закончу последний абзац рекомендаций и пойду встречать. И в самом деле, что такого зазорного для отставного каперанга – встретить гостей? А для него, бывшего командующего, – это все равно, что в швейцары податься!»
…Нынче мы смотрим с Володей практически под одним углом на все большие и малые проблемы бытия. По возникающим разногласиям всегда ударяем спасительным консенсусом. Стать мудрее мы вряд ли стали, но терпимее – точно.
Видит Бог, как я трепетно и любовно дорожу курсантским братством. Но дружбой с Чупахиным дорожу особенно. Повторюсь: иной раз мне кажется, что только он лишь один на текущем этапе моей закатной жизни способен понять и её, и меня, и всё остальное прочее, чем я дышу, пишу, надеюсь и мыслью. Это осознание – надёжный мой репер и ориентир одновременно.
ДРУГ МАРШАЛОВ БЕЛЯЕВ
Едва ли не все те, с кем посчастливилось работать в «Красной звезде», надолго, если не навсегда останутся в моей памяти. Покойный полковник Александр Павлович Беляев – безусловно, стоит на первом месте из таких дорогих мне людей. Ко мне он испытывал нежные, почти отцовские чувства, возможно и потому, что своих детей они с Екатериной Алексеевной не растили. По этой причине, скорее всего, Александр Павлович с головой ушел в сочинительство и написал свыше полусотни романов, повестей, киносценариев и пьес.
Редкий уважающий себя краснозвездовец не стремился издать книгу-другую, и многим это удавалось. Но полковник Беляев побил в этом смысле все краснозвездовские рекорды. Кроме бесспорного писательского дара, он обладал еще и исключительным даром организаторским, который приобрел, будучи порученцем Маршала Советского Союза Ивана Конева. Александр Павлович слыл лучшим другом уже литературного маршала Сергея Михалкова. С родственником последнего, знаменитым артистом, сыгравшим Гришку Мелехова в «Тихом Доне», Петром Глебовым даже не просто дружил, а был с ним не разлей вода. Вообще всех мне известных на ту пору писателей, артистов и кинорежиссеров Беляев называл исключительно ласкательными именами, чему последние не особенно сопротивлялись, наоборот, выражали удовлетворе-ние, потому что он отличался фантастическим хлебосольством. Любой свой литературный или кинематографический успех, даже небольшой шажок вперед Александр Павлович всегда обставлял таким обильным возлиянием, что московская тусовка приходила в неописуемый восторг. Щедростью Беляев обладал тоже неординарной. Деньги легко зарабатывал, столь же легко с ними и расставался, а добрейшая его супруга Екатерина Алексеевна еще и поощряла расточительность мужа, всякий раз пристально интересуясь, а не нужно ли тому или иному имяреку как-то помочь материально. Часто я ей звонил. И всякий раз, когда слышал её девически тонкий голосочек, ловил себя на желании попросить: «Екатерина Алексеевна, позовите, пожалуйста, Александра Павловича». Когда его хоронили, я был в афганской командировке, и поэтому дядя Саша, юморной, неунывающий толстячок, с огромной лысиной и добрыми, слегка навыкат глазами, до сих пор для меня как бы живой.