«Тогда он, по-видимому, интеллигентный человек, — решил Епископосов. — Вот уж никогда бы не подумал. Но будем надеяться, что он не разбирается в ценах на старину».
— За сколько вы уступите деву Марию? — спросил он, критически оглядывая полотно.
— Я не знаю… — стушевался Анатолий.
— Георгий Аристакесович, раз вы сами известный коллекционер, вам и определять цену, — угодливо предложил Станислав Антонович. — Анатолий Григорьевич, ты, разумеется, не против?
При всех несомненных достоинствах предложение Станислава Антоновича, по мнению Епископосова, было излишне лобовым и, кроме того, прозрачно указывало на его компетентность, а игра с открытыми картами не входила в намерения Георгия Аристакесовича. Поэтому он снова поморщился.
— Пожалуйста, я согласен, — помолчав, ответил Анатолий.
— Глаза у нее… мм… как будто шалые, — заметил Епископосов, продолжая изучать «Марию с младенцем». — Станислав Антонович, ты не находишь?
— Определенно шалые, Георгий Аристакесович, — мгновенно отреагировал брюнет. — Анатолий Григорьевич, ты, брат, поимей это в виду. Глаза должны повлиять на цену. Понятно?
Анатолий промолчал.
— Мм… Полотно без подписи, холст в двух местах поврежден и изрядно грязен, — вслух рассуждал Епископосов, не сводя глаз с рамы, которая сама по себе стоила никак не меньше трехсот рублей. А может быть, значительно больше. — Краски пожухли и сплошь покрылись волосяными трещинками. Уверен, что реставраторы потребуют массу денег. Я полагаю, Анатолий Григорьевич, что четыреста пятьдесят рублей — это максимум, на который вы можете претендовать.
— Ну, Анатолий Григорьевич, соглашайся, — торопил брюнет. — Цена хорошая.
Валерия затаила дыхание.
— Имей в виду, Георгий Аристакесович тебе дело говорит, — добавил брюнет, с умилением поглядывая на накрытый стол.
— Я не возражаю, — ответил Анатолий, потупив взор.
У Валерии отлегло от сердца.
— А там, в углу, у вас, кажется, Клевер? — спросил повеселевший Епископосов, медленно двигаясь вдоль стены.
— Совершенно верно.
— Как называется картина?
— «Зимний пейзаж».
Сюжет картины не заинтересовал Епископосова. На полотне был изображен клюквенного оттенка закат, голые деревья, земля, покрытая рыхлым, ноздреватым и местами закоптившимся снегом и стая там и сям летавших, сидевших и прыгавших ворон, которых и по сей день можно даром увидеть в московских дворах возле баков с мусором. Но Клевер — это имя. Одна его подпись стоит не меньше тысячи рублей.
— Позвольте, она вся в дырках! — брезгливо произнес он, подойдя вплотную к картине. — Что с ней случилось?
— Видите ли, Георгий Аристакесович, во время войны мы эвакуировались в Челябинск, а нашу комнату временно занял тыловой служака. С картинами обращался, мягко говоря, небережно.
— Любопытно! — усмехнулся Епископосов. — Но почему же картина Клевера пострадала больше других?
— Птицы… Там много птиц. Может быть, он охотился на них? — сымпровизировал Анатолий.
— Логично, — милостиво согласился Епископосов. — С учетом оригинального увлечения того временного жильца я готов заплатить за Клевера триста семьдесят рублей. Больше не могу, потому что реставрация станет в копеечку. Такая сумма вас устроит?
— Да, — быстро подтвердил Анатолий. Валерия просветлела.
— А за сколько вы уступите мне ломберный столик? — осведомился Епископосов.
Анатолий сдвинул брови и сморщил лоб. Он хорошо помнил, что в свое время покойная Варвара Герасимовна несколько раз заводила разговор о том, что ломберный столик она завещает Андрею.
— Назовите цену, — предложил Епископосов.
— Видите ли, Георгий Аристакесович, я не собирался продавать его, — нерешительно произнес Анатолий, переминаясь с ноги на ногу.
— Очень жаль! — Епископосов разочарованно вздохнул. — Я бы… мм… хорошо заплатил за столик.
— Толик, лапочка, ты все позабыл! — вмешалась Валерия, заметившая, что Епископосов сразу приуныл. — Ты же сам давеча говорил про это Станислав Антонычу!
— Да-да, Анатолий Григорьевич, я припоминаю этот разговор! — энергично поддержал брюнет, отвечая Валерии исполненным приязни взглядом. — Извини, брат, но получается как-то несолидно. Так нельзя.
— Я полагаю, что нам не следует уговаривать Анатолия Григорьевича, — осторожно сказал Епископосов. — Если он не хочет…
— Что вы, Георгий Аристакесович! Муж ошибся! — воскликнула Валерия. — Мы очень даже продаем этот столик!
— Тогда другое дело! — вновь оживился Епископосов, думая о том, сколько им предложить. Похожий столик, но значительно беднее отделанный, его шурин не так давно приобрел за тысячу триста рублей. — Удивительно изящная вещь. Однако я вижу множество дефектов: ножка сильно поцарапана и сбоку недостает бронзы. Видите, вот здесь отломана лента, а в этой гирлянде не хватает цветка. Это, конечно, повлияет на цену.