Владимир Порфирьевич вскочил со стула:
— Что вы мне все этим постановлением тычете? А спросите тех, кто постановлял: депо они расширили, станки и оборудование на ваши паровозы добавили, дополнительный фонд на зарплату для слесарей выделили? Из меня при каждой квартальной ревизии финансовые крысы из управления жилы тянут: почему я опять этот самый фонд перерасходовал?
Уполномоченный, сбитый с толку, настаивал уже менее уверенно:
— Раньше вы как-то обходились. Не первый год наши паровозы ремонтируете? Дело-то наше — общее!
— Вы знаете, что такое график на железной дороге? Если я его сорву из-за вашего паровоза — мне штанов не хватит рассчитаться. Не могу.
— Ну, что ж, — сказал уполномоченный, вставая, — придется в горсовет идти.
— Хоть в Совет Министров, — махнул рукой Зорин, — депо не резиновый мешок.
Когда за уполномоченным закрылась дверь, Зорин взял телефонную трубку:
— Технический отдел? Найдите Сорокина. Пусть сию же минуту ко мне зайдет.
Зорин положил трубку. Нервы не успокаивались. Он хорошо знал: после жалобы строителей из горсовета нагрянут комиссии, полетят отношения в управление дороги, может быть, даже в Министерство. А оттуда упреки: не уважаешь советскую власть на местах.
Вошел Сорокин. В кабинет Зорина он всегда входил, чуть согнув спину, подчеркивая этим служебную аккуратность и готовность в срок выполнить любое приказание.
Была в его внешности одна примечательность: слушая, он шевелил оттопыренными ушами.
Сейчас Сорокин достал блокнот в зеленом переплете и толстый цветной карандаш, как бы говоря этим: «Видите, я записываю все ваши распоряжения».
— Геннадий Федорович, — спросил Зорин, когда инженер уселся на край стула и приготовился слушать, — есть у нас в цехе подъемки свободные канавы?
— Есть, две, — ответил инженер. — Одна больше месяца пустует, а вторая позавчера освободилась. Дней через пять еще один паровоз выходит, — и спросил насторожившись: — опять авария на участке?
— Крушение, — сморщился Зорин.
Сорокин вскочил со стула:
— Что вы говорите?
Теперь его лицо выражало одновременно и удивление и сострадание.
— Что всполошился, разве отвечаешь?
— Я за вас, Владимир Порфирьевич. Начнут таскать по управлениям.
— А может, не будут?
Сорокин встретился со взглядом Зорина. Трудно понять начальника: шутит или всерьез говорит. Когда кричать начинает и махать руками, тогда все ясно. А теперь? Но все-таки улыбнулся и снова присел на стул.
— Вот что, Геннадий Федорович, — сказал Зорин. — Посмотри-ка в свой «талмуд», какие паровозы у нас на подходе?
Сорокин на секунду прищурил глаза, стараясь догадаться зачем это потребовалось начальнику, и принялся листать страницы блокнота.
— Сейчас дам точные сведения. Мною на промывках, досконально, ведется замена проката бандажей по каждому паровозу. Кроме того, вот здесь, — Сорокин ткнул карандашом в блокнот, — у меня есть специальная графа: угрожающий прирост проката.
— Меня интересует график подъемочного ремонта, — нетерпеливо перебил Зорин.
— Пожалуйста, Владимир Порфирьевич! Вот паровоз 2801 шесть и семь десятых миллиметра. В текущем месяце надо брать в депо.
— Так. Заготовьте приказ: немедленно взять паровоз на подъемку. Еще какие?
Инженер снова пробежал глазами свою запись, развел руками:
— Больше пока нет. На трех паровозах по шесть миллиметров. Этих еще на два месяца хватит.
Зорин барабанил пальцами по столу.
— Значит, больше нет? — переспросил он. — А что у тебя там за новая графа?
Сорокин замялся.
— Мне бы не хотелось говорить, Владимир Порфирьевич. Это, так сказать, ваше семейное дело.
Начальник депо вскипел:
— Вы не в квартире Зорина, а в кабинете начальника депо!
Инженер втянул голову в плечи, заглянул в блокнот и неуверенно произнес:
— На паровозе Круговых прирост проката по миллиметру в месяц, я думаю…
Теперь Зорин сидел вцепившись в отшлифованные локтями боковинки кресел, словно собираясь прыгнуть на Сорокина. Сам черт не знает, что у начальника на уме. Бухнешь слово, а потом не оберешься неприятностей.
Зорин действительно стремительно встал с места и, потирая руки, прошелся по кабинету. «Ну, сейчас начнется, — терзался инженер, — дернула меня нелегкая. Всегда язык подводит».
— Что же ты думаешь? — спросил Зорин, подойдя к столу.
— Я думаю… Ваш сын расскажет. Он же на этом паровозе работает.
— А ты причины выяснил?