Николай спросил:
— А Толя Избяков здесь живет?
— Хватился! — усмехнулась тетя Клава. — Два года как женился. В новых домах по Шоссейной квартиру получил. Сейчас старых жильцов раз-два и обчелся. Кто обзавелся семьей, кто на электровоз перебрался. Больше молодежь живет из училища. Посмотришь свою комнату?
— А направление?
Техничка махнула рукой:
— Что ты чужой, что ли? Комендант недавно тебя вспоминал. Поспорили еще: вернешься ты к нам или нет? Я так и говорила: «Вернется».
В комнате стояли три заправленные кровати, этажерка с книгами, диван и три стула. На диване сидел широкоплечий парень в матросской тельняшке и читал газету.
— Вот вам новый товарищ, знакомьтесь, — сказала тетя Клава и вышла.
Парень поднялся. Он был выше Колосова на целую голову.
— Тихон, — басом произнес парень, подавая руку, и, помедлив немного, добавил:
— Торубаров.
— Николай Колосов.
Торубаров так сжал руку Николаю, что тот чуть не ойкнул, постарался поскорее освободить ее и потер о полу шинели.
— Силен ты, однако! — сказал он, с восхищением разглядывая парня. — С тобой рядом жить опасно. Как-нибудь шутя задушить можешь.
— Пять лет морским воздухом дышал, — не без гордости сообщил Торубаров.
Колосов подошел к этажерке с книгами.
— О, да тут, оказывается, и Сократа читают!
— Есть у нас один. Мудрости набирается.
Торубаров взял со стола газету и пригласил Колосова сесть рядом с собой. Когда Николай устроился на диване, Торубаров спросил:
— Ты вот с этим произведением знаком?
Газету с «Тезисами» Николай купил два дня назад в вагоне, но прочитать успел только то, что касается железнодорожников, остальное отложил до более подходящего времени.
— Большие планы, — сказал он, чтобы поддержать разговор.
— Большие? — перебил его Торубаров. — Разве это подходящее слово для такого документа? Грандиозные! Об этом не вполголоса говорить, а во всю силу легких надо кричать, чтобы все… Весь мир слышал! Я третий раз перечитываю и каждый раз дух захватывает. Горы готов ворочать!
Колосов с опаской покосился на парня и на всякий случай отодвинулся на край дивана. Почему-то вообразил, каким Торубаров может быть в гневе.
— Криком своих чувств не выразишь, — осторожно заметил Николай.
Спокойный тон Колосова охладил Торубарова, возбуждение его упало, как падает парус, попавший в безветрие.
— Таким, как ты, легче прожить, — холодно заметил он. — А я вот не могу.
И желая показать, что больше не намерен продолжать разговор, уткнулся в газету. Даже отвернулся от гостя. Несколько минут длилось неловкое молчание.
— Ну, я пошел, — поднялся Колосов.
Тихон не поднял головы.
«Какое мне дело? Куда хочешь, туда иди», — как бы видом своим говорил он.
«А ты, парень, ершистый», — беззлобно подумал Николай.
В это время из коридора послышался веселый возглас:
— Доблестным воинам — слава!.
В двери вырос Евгений Савельев, товарищ Колосова по железнодорожному училищу. Глаза его из-под козырька форменной фуражки радостно блестели.
— Посмотрите на него: лычку заработал! — не унимался Евгений, разглядывая Колосова, как статую. — Теперь, брат, за тебя без рукавиц не возьмешься — обожжешься. Но я рискну: дай-ка лапу! Прав Лонгфелло:
— Погоди, брат, а ты куда собрался? — нахмурился Савельев, не выпуская руки Николая, и, подмигнув в сторону Торубарова, вздохнул:
— Все ясно, политикой кормил. Это у моего соседа получается. Через пять минут гость начинает искать дверь, чтоб выскочить.
Тихон зашевелился на диване, пружины недовольно заскрипели.
— Зря! У нас с ним был хороший разговор, — улыбнулся Николай, — а тороплюсь: дел много. Деповскому начальству надо показаться — раз, в военкомат — два, в паспортный стол сходить — три.
— Это все правильно. Но прежде полагается узаконить твое возвращение, — хитровато прищурился Савельев, извлекая из кармана плаща две поллитровки. — Только не упирайся. Не нами обычай заведен, не нам его отменять. Два века назад один шотландский поэт сказал:
— Начитался, как я погляжу, — улыбнулся Николай.
— Ума набираюсь, — скромно признался Савельев, распечатывая ножом банку с консервами. Неожиданно подал голос Торубаров: