Я стараюсь как можно реже посещать больного, которому теперь значительно лучше. Мне не столько жаль человека (признаюсь тебе в этом), сколько нарушенную гармонию. Но Тесьминов, кажется, не пал духом, он до странности весел. Эта веселость еще больше безобразит его. Он говорит, что счастливо отделался, так как руки его не повреждены, и мечтает о новых творческих достижениях. Дитя, он не сознает, что его прелесть — его талант — в нерушимой слиянности создания и мастера. Только мудрец в уродстве своем может быть прекрасным. Но в чем очарование искалеченного ребенка? Он вызывает только жалость, чувство, чуждое суровому искусству. Если Тесьминов теперь попытается сыграть мне что-нибудь, мне непереносимо будет его слушать. Но, к счастью, доктор прописал ему полный покой, рекомендовав в ближайшие же дни ехать в Москву для более успешного лечения ранений. От души желаю ему вернуть утраченное равновесие плоти и творящего духа, но, увы, то, что покачнулось,— не остановишь. Человек не родится дважды.
Не кажется ли тебе, что этот эпизод, переданный мною как отраженье мимо текущей жизни, в какой-то своей глубинной сущности, связан с тем, что я тебе написал раньше. Я попытаюсь сегодня вечером додумать это до конца, а сейчас ставлю последнюю точку.
Неизменно твой
1925
Коктебель
Общий комментарий
(Ст. Никоненко)
Впервые выступив в печати с очерками и стихами (очерк в «Петербургском листке» в 1901 г., стихи в «Виленском вестнике» в 1902 г.), Слёзкин уже на студенческой скамье становится профессиональным писателем. В 1914 г. он выпускает первое собрание сочинений в двух томах; в 1915 г. выходит уже издание в трех томах. В 1928 году издательством «Московское товарищество писателей» было проанонсировано Собрание сочинений Юрия Слёзкина в 8 томах. Однако выпущено было лишь шесть томов.
Наступает длительный перерыв. За последующие двадцать лет будут выпущены лишь три книги писателя: в 1935 и 1937 гг. первые два тома трилогии «Отречение», а в 1947 г.— роман «Брусилов».
И лишь спустя три с половиной десятилетия выйдет однотомник «Шахматный ход».
Настоящее издание включает наиболее полное собрание избранных произведений писателя: романы, повести и рассказы Юрия Слёзкина, созданные в разные годы. Тексты даются в соответствии с современной орфографией и пунктуацией, лишь в некоторых случаях сохраняются особенности авторского написания.
Впервые — М.: Изд-во «Современные проблемы». 1926.
Печатается по: Собр. соч. М., 1928. Т. 5.
В повести, написанной в июне—августе 1925 г. в Коктебеле, когда Слёзкин гостил у Максимилиана Волошина, с которым был знаком с дореволюционных времен, писатель выразил ряд космологических идей Волошина. В книге Л. Е. Белозерской-Булгаковой «О, мед воспоминаний», в главе, посвященной пребыванию Булгаковых в 1925 г. у Волошина, мемуаристка пишет: «На нашем коктебельском горизонте еще мелькнула красивая голова Юрия Слёзкина. Мелькнула и скрылась…» (Воспоминания. М.: Худ. лит., 1989. С. 117.). Однако в действительности Слёзкин пробыл в Коктебеле дольше Булгаковых и лишь на время уезжал в другие места Крыма. Прототипом поэта Валентина Медынцева послужил Максимилиан Волошин; образ Николая Васильевича Тесьминова во многом автобиографичен.
Повесть была переведена на итальянский и польский языки.
Первое издание повести предваряет следующее авторское обращение к читателю:
«Что подвинуло меня писать этот роман, избрав такую невыгодную для автора форму — форму записок и писем нескольких лиц?
Прежде всего наличие у меня таких записок и писем, где случайно говорится об одном и том же человеке. Вчитавшись в них, я впервые особенно остро почувствовал относительность суждений о ком бы то ни было, бесцельность попытки дать непререкаемую характеристику. Сколько глаз — столько и представлений. Не только внутренняя сущность человека, но и внешний его облик меняется в зависимости от того, кто на него смотрит.
Даже самих себя мы познаем в разную пору — по-разному.
Когда эта мысль приняла осязаемую форму, я нашел еще один повод, приведший меня к созданию этой вещи. Почти вся мировая литература в лучших своих образцах дает нам галерею типов и характеров — чем сильнее талант писателя, тем убедительней его собственное отношение к героям. Мы верим писателю на слово и не пытаемся взглянуть на его создания собственными глазами.