– А вас-то как зовут? – спросил Томас Вулф.
– Питер Колдуэлл, – подавив позывы к рвоте, ответил я.
– Питер! – торжественно произнес Вулф, – а мы ведь похожи.
– Чем это мы похожи? – возмутился я.
– Не знаю, – задумчиво сказал Вулф, – но, чувствую, что похожи. Вот, верите –не верите, – похожи мы. Словно однояйцевые близнецы.
«Сам ты однояйцевый близнец» – прошептал я про себя, а вслух сказал:
– Нет, ну а все-таки, почему вам кажется, что мы похожи? Томас Вулф усмехнулся. Глаза его не по-доброму заблестели, щеки покрылись красными пятнами, поджарое тело напряглось, и он прыгнул…
***Далее в тексте не хватает одной страницы.***
– Да, в общем-то похожи, – вставая на ноги, согласился я, – но вот, если бы еще…
***Вычеркнуто пять строчек.***
– Так в чем же дело? – широко расставив ноги, воскликнул Томас Вулф.
***Вырвано еще пять страниц.***
– Теперь я уверен: мы почти что братья, – с трудом выговорил я, уползая за угол.
– Будете в наших краях, заходите в гости! – крикнул мне вслед Томас Вулф, и я услышал удаляющееся постукивание трости по булыжной мостовой.
Поздней ночью я возвратился домой. Матери все еще не было. При мысли о том, что по тихим улочкам Дублина бродит маньяк, у меня засосало под ложечкой. Потом я вспомнил проницательный взгляд инспектора Синклера, и под ложечкой засосало сильнее.
«А ведь и Вулф в чем-то меня подозревает».
От этой мысли я впал в совершенное отчаяние и, вместо того, чтобы полезть на люстру за левым глазом Паркера, заметался по комнате, натыкаясь на острые углы и скатываясь по наклонным плоскостям стен. Но облегчения это не принесло. Успокоившись, я поднял с пола телеграмму (см. гл. 4). Послание было адресовано Андрюсу (ранее он несколько недель жил у меня). В телеграмме говорилось:
«Андрюс! Еду Польши Дублин. Бросил пить. Нашел работу в Алжире. Встречай воскресенье. Папа.»
Из телеграммы я понял, что к Андрюсу из Польши едет папа. Но чей папа? Зачем едет? На эти вопросы мог дать ответ только сам Андрюс, и я, не мешкая, лег спать, чтобы ранним утром отправиться к приятелю и уже на месте разъяснить смысл сообщения.
Глава 6
«Сон разума рождает чудовищ.»
И приснилось мне, что это я убиваю доктора Чарлза Паркера. Во сне я оказался огромным негром, одновременно похожим на Майка Тайсона и Леонардо ди Каприо, в случае, если бы последний был черным.
Я крался по комнате в направлении кресла, где, как я знал, находился Чарлз Паркер. Доктор ничего не подозревал. Расслабленный, он свешивал одну руку с подлокотника. Я крался, и в кулаке у меня была пустая бутылка из-под «Coca-Cola». Вдруг кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. Передо мной стояла та самая чахоточная продавщица мороженого. Строго она смотрела. Белые ее волосы струились по плечам и окаймляли высокую девичью грудь живым волнующимся частоколом.
– Эх, – прошептала мертвая и тяжело вздохнула. Легкое дуновение коснулось моей щеки.
– Эх, – повторила продавщица.
Как зачарованный, я смотрел на ее вовсе не разложившееся лицо: эти милые веснушки, этот вздернутый носик, пухлые губки, маленькие аккуратные ушки, непокорный хохолок на лбу, крылья на затылке, длинный зеленый язычок, три ряда острых зубок, хвостик, которым продавщица так кокетливо помахивала. Создавалось впечатление, что ничего не изменилось, и девушка жива как и прежде. Но я знал – это обман.
– Эх, – в третий раз произнесла любимая.
Я начал злиться. Неужели ей больше нечего мне сказать?!
– Эх! – как заведенная, пробормотала мертвечина.
«Ну, и дура!» – с отвращением подумал я. Но бывшая возлюбленная не уходила. Она силилась что-то сказать и, наконец, сказала.
– Сестра моя, – прошептала несчастная.
Я удивился.
– Сестра моя, – уверенно повторило привидение.
– Сестричка!
Мерзкая улыбка обагрила ее кривой рот.
– Сестренка! – воскликнула гадина. – Сестры мы.
Этот сон явно должен был что-то означать.
***Будучи близко знаком с Зигмундом Фрейдом, я попросил психоаналитика сообщить читателям свое мнение по поводу всего вышесказанного. Фрейд наговорил мне пять девяностоминутных кассет. Когда-нибудь я расшифрую записи и опубликую их полностью. Пока же приведу несколько примеров того, что увидел ученый в сне Питера Колдуэлла.
1) Герой мучается комплексом неполноценности: ему кажется, что его левая нога короче правой (варианты: на пять сантиметров, семнадцать сантиметров, полтора метра).
2) Герой мечтает заняться сексом с альпинисткой (варианты: дома, на улице, на пике Коммунизма).
3) Герой в детстве убил сестру (варианты: свою, не свою, затрудняюсь ответить).
4) В детстве герой хотел убить сестру, но не убил. (варианты: не смог, передумал, забыл).
5) Герой просто мудак (без вариантов).***
Внезапно все исчезло. Я вновь крался к ничего не подозревающему доктору. Но действие происходило уже не в комнате, а на Канарских островах.
Паркер сидел под пальмой в том же самом кресле. Его рука так же свешивалась с подлокотника. Когда до жертвы оставалось два шага, меня привлек шум за спиной. Обернувшись, я увидел Томаса Вулфа. Извращенец сидел на земле, а вокруг него на задних лапках бегали хомячки. Вулф довольно улыбался. Вдруг хомячки выросли и превратились в мальчиков. Детям было не больше двенадцати лет. Ну, и как водится, не меньше шести. Ребятишки были одеты в морские костюмчики. С удивлением я отметил, что не вижу на костюмах ни пуговиц ни молний. Но уже в следующее мгновение удивление перешло в ужас. И пуговицы и молнии были. Но были сзади.
– Подлец! – крикнул я и бросился к Томасу Вулфу. Но, занеся руку для удара, я увидел, что это уже не Вулф, а доктор Чарлз Паркер. И у него разбита голова.
Я опустил кулак и, подняв глаза, увидел Андрюса. Приятель висел в воздухе, словно облачко, и укоризненно качал головой.
«Это не я сделал!» – захотелось крикнуть мне, но вместо этого я поднял с песка кочергу и обрушил ее на голову мертвого. От моего удара бородач будто бы очнулся. Он открыл глаза и захохотал. Этот смех привел меня в исступление. Снова и снова я бил Чарлза Паркера кочергой по башке, но доктор словно не чувствовал ударов и продолжал издеваться.
– Когда же ты оставишь меня в покое? – воскликнул я.
– Покайся! – плавал надо мной голос Андрюса.
– Покайся! – вторили ему волны.
– Покайся! – доносилось с пальм.
– Признай, что убивать докторов – нехорошо, – шептал Андрюс.
– Признайся, – повторяли за ним хомячки.
– Нехорошо, – доносилось с пальм.
– Самому легче станет, – солировал Андрюс.
– Станет, станет, – подпевали звезды.
– Легче, легче, – доносилось с пальм.
Этого я уже вынести не мог, и проснулся весь в слезах, измотанный так, словно всю ночь грузил ящики с продукцией фирмы «Marlboro», а не спал в собственной постели.
– «К Андрюсу!» – воскликнул я.
Решение признаться другу в убийстве доктора родилось еще ночью, а сейчас полностью откристаллизовалось.
– Будь что будет, – прошептал я и выбежал из комнаты.
Занималась заря. Не делом.
***Последнее словосочетание читать не следует. Это шутка.***