Хуже не будет,- решила она и прильнула к мужчине в легком поцелуе, - вот тебе мой ответ.
Необычное, давно забытое ощущение чьих-то губ оказалось неожиданно приятным, пока поцелуй его не стал, весьма, впрочем, ожидаемо слишком напористым и жестким. Это был Джиованни Контини, не Норманн Ноубл, и она, Мелисса, делала это не потому что влюблена.
Просто это весьма приемлемая цена.
Пальцы мужчины скользнули ей на затылок, прошлись вниз по позвонкам… и дернули тонкий шнурок, обвивший шею.
На долю секунды – самую ужасную в жизни – Мелиссе показалось, что он хочет задушить ее, но железные тиски удушья прошли так же быстро, как и начались.
Джиованни стоял в тусклой лужице света посреди комнаты, в руке его был шнурок с медленно покачивающимся медальоном на конце.
- Это будет моим залогом, il mio uccellino. Я ведь имею право на залог, не так ли? Это честный бизнес.
Он громко, хрипло рассмеялся, и ушел, оставив ее совсем одну в комнате.
Резкий птичий крик заставил Кессиди вздрогнуть. В окружавшей их тишине он звучал неестественно, надуманно, как звон разбившегося бокала во время благоговейного молчания.
Как выстрел, подумала Кессиди, такими выстрелами обычно провожают товарищей в последний путь солдаты. Они выстраиваются в ряд, вскидывают ружья и выпускают несколько залпов, в которых и слезы, и горе, и тоска по другу. А лица каменные.
Акапана тоже был воином. Он был маленьким мальчиком, шустрым, вертлявым, с глазами, как бусины – темные и блестящие. Худой и грациозный, как уличный кот. Веселый, хвастливый и любящий приключения, как любой мальчишка его возраста. Он мог вырасти в красивого мужчину – скуластого, кудрявого, с кожей цвета горького шоколада или корицы – и он, несомненно, был бы воином, гордостью своего племени.
Мог бы, если бы его не убил рядовой команды Р, трус с дрогнувшей рукой.
Акапана заслуживает проводы с ружейными залпами, и крик пернатого – плохая им замена.
Кессиди сжала руки в кулаки, ощущая, как снова подступают к глазам слезы. Ей нельзя было раскисать – на этом тихом, пустынном кладбище их было двое, и роль плакальщицы уже выполняла полная низенькая женщина, чьи вопли так раздражали девушку - мать Акапаны.
Хайтаун не могла оторвать взгляда от ее вздрагивающих плеч – женщина стояла на коленях на самом краю головокружительно высокого ущелья, покачивалась взад-вперед, то и дело всхлипывая, и Кессиди всерьез опасалась за ее сохранность – одно неловкое движение, и она сорвется вниз.
Она сделала несколько шагов к краю, остановилась рядом с матерью Акапаны и осторожно посмотрела в ущелье, полное густой, тяжелой темноты. Там, на глубине в сотни футов лежали, может быть, тысячи истлевших тел – одетые в праздничные наряды, с тяжелыми золотыми ожерельями на тонких костяных шеях, с лучшим своим оружием в руках – мертвая армия, состоящая из мужчин и женщин, стариков и детей, вождей и собирателей. Всех их уровняла смерть – они были белы, вооружены и мертвы.
Ей грустно было думать о том, что Акапана теперь тоже присоединится к ним, что больше он не исследует ни единого лаза в пещере, не найдет сверкающих волшебных гротов…
Он будет лежать внизу, в темноте, прижимая к груди тонкое копье с каменным наконечником, украшенным птичьими перьями, в лучших своих одеждах.
Похоронить Акапану помог его же убийца – мальчишка подошел к Кессиди через несколько минут, бледный и дрожащий, сам едва живой от страха. Собственное имя он смог выговорить лишь с нескольких попыток - его звали Кристиан, он был в организации недавно и боялся всего, любого шороха, а особенно – голоса Джиованни, его громоподобного рева. Он испугался, перетрусил, повернулся слишком резко – и выстрелил. Не нарочно, он совсем не хотел убивать ребенка, что же он – изверг какой?
Кристиан сбивчиво объяснял это Кессиди, разглядывая собственные ботинки, и по мере того, как его храбрость улетучивалась с каждым словом, самообладание Кессиди, наоборот, росло. Она могла бы ненавидеть его, проклинать его, даже убить – у нее бы не дрогнула рука, она же не трусиха – но мальчишку было попросту жалко. Он ведь набрался где-то смелости подойти к ней и попросить прощения, а этим немногие и более храбрые люди могли похвастаться. Поэтому Хайтаун просто махнула на него рукой – Акапана бы тоже простил его, добрая душа. Однако она попросила Кристиана о помощи, и буквально завалила его заданиями – успокоить мать Акапаны, выспросить у местных жителей, где у них располагается кладбище, найти большой кусок чистого полотна, чтобы завернуть тело мальчика, помочь отнести его к ущелью. Кристиан сжимал зубы, до полусмерти перепуганный, но все в точности выполнял, и в какой-то момент Кессиди подумала, что он намного смелее, чем думает о себе.
Очередной всхлип плачущей женщины вывел ее из раздумий – она повернулась, чтобы отойти от ущелья и столкнулась нос к носу с Бутчем.
- Прости, - шепотом выдохнул он, хватая ее за руку, чтобы не упала, - я увидел, как близко ты стоишь к краю и испугался за тебя.
Кессиди кивнула и обняла его – кто поймет ее лучше, чем напарник?
- Ты так ловко со всем этим разобралась, - пробормотал он ей в волосы над виском, - кого ты потеряла, Кесс?
Кессиди раздумывала несколько мгновений – ответить или нет? – потом решила, что Бутч заслужил того, чтобы она доверяла ему полностью, если уж хочет быть с ним.
- Маму, - глухо ответила она, - ее звали Рина. Она умерла, когда я училась в колледже. Рак легких - после того, как отец нас бросил, мама очень много курила, словно хотела потерять свое горе в дыму. Но она была хорошей матерью – водила меня в зоопарк по выходным, покупала тряпичных кукол, шила платья на школьные спектакли. Просто… ей было очень одиноко, она ведь любила отца. Она умерла, и мне пришлось бросить учебу, прямо посреди семестра, чтобы приехать домой и все организовать. Это был ад, я совершенно не знала, что должна делать, и еще меня угнетала такая жизнь – день за днем, в маленьком городке, словно связанная подпиской о невыезде – я ведь до шестнадцати лет за пределами Фуксии не была. Поэтому сразу после похорон я продала дом, забрала документы из колледжа, положила оставшиеся деньги на счет в банке и вступила в команду Р. Мои сбережения, наверное, до сих пор лежат нетронутые – я почти забыла про них.
Бутч легко поцеловал ее в щеку и прижал к себе покрепче, словно успокаивал. Любому другому Кессиди бы такого не позволила – но это был Бутч, родной, близкий Бутч, ее принц с заколдованным именем, храбрый воин, пострадавший в бою с драконом. И она любила его – давно уже любила, с самой первой встречи, наверное, только признаваться в этом себе не хотела.
- Нам нужно идти, Кесс, мы не можем здесь оставаться. Еще столько нужно сделать…
Она подняла на него взгляд, впервые вспомнив о вопросе, который хотела ему задать.
- Бутч, ты ведь не на самом деле принял сторону Джиованни? Ты ведь не хочешь больше оставаться в команде Р?
Он покачал головой и улыбнулся.
- Нет. Чем бы не закончилась эта история, я обещаю тебе – в команду Р мы не вернемся. А теперь идем – мне нужно, чтобы ты на время отвлекла агентов – я хочу поговорить с Джеймсом.
- У тебя есть идея?
- Пока не знаю. Поговорю с Морганом, может, что-нибудь и придумаем на пару.
Кессиди кивнула и повернулась обратно к матери Акапаны, которая уже перестала рыдать и теперь лишь тихонько всхлипывала, то и дело протягивая к бездне дрожащую руку, словно ее сын еще может ухватиться за нее и вернуться в мир живых.
Нет, он больше не вернется. Его друзья теперь – мертвые древние воины, они научат его всему, что знают сами и там, в другой жизни, он станет легендарным воином.
Хайтаун бормотала на местном наречии тихие ласковые слова, поднимая женщину на ноги и ведя ее, слабо вырывающуюся, прочь из темного кладбищенского грота, сквозь шесты с насаженными на них черепами первых вождей «золотого племени». Под одним из них, испуганно съежившись, стоял Кристиан, и Кессиди передала под его опеку расстроенную женщину.