Теперь от этой идеи придется отказаться.
Бутч закрыл дверь ванной и привалился к раковине. Рука сама собой потянулась к свежим бинтам, крест-накрест перехватившим голову, но дрогнула, едва прикоснувшись к шершавой ткани.
Даже после всего, что произошло в пещере, это казалось невероятным.
Бутч только сейчас вспомнил, что все время чувствовал легкое жжение, но не обращал на него внимания, разумно предположив, что так бывает всегда. Да и времени разбираться с такой мелочью не было. Так даже лучше. Он с трудом представлял, как сумел бы продолжать хладнокровно действовать после такого открытия.
Пальцы нащупали пластырь, прикрепивший конец бинта, и Бутч легонько поддел ногтем тонкую клейкую полоску.
Один слой бинтов, два, три…
Когда последний упал на пол, Бутч моргнул и снова уставился на свое отражение.
Зрачки в его глазах расширились от света.
В обоих глазах.
Лицо теперь пересекал розовый шрам, тонкий, словно нитка — и, если не присматриваться, это было единственным, что напоминало о жуткой схватке с гремгоном в темноте. Разумеется, при более внимательном рассмотрении обнаруживались еще мелкие шрамы на веках, а капилляры на глазном яблоке нового глаза были намного тоньше, но все это сам Бутч заметил только после того, как врач на это указал.
Только теперь до него в полной мере дошло то, насколько мощной была сила, заключенная в глубине затерянной пещеры. Бутч тут же вспомнил, как Мелисса при первой встрече отправила его провести ночь под Древом, но сейчас осознал, для чего она так сделала.
От мысли о том, что могло бы произойти, окажись подобная сила в руках кого-то вроде Джиованни, руки холодели.
И гремгоны, парализующие покемонов, и хитрый Мью, способный затуманить разум человека, и затерянное под землей племя, за сотни лет ни разу не выбиравшееся наружу — все теперь обрело совершенно новый смысл, расставив все по местам.
Флетчер провел пальцем по шраму от середины лба до щеки и улыбнулся.
Это было необычным чувством — понимать, что теперь он что-то вроде чуда, доказательство того, что в мире еще столько открытий, скрытых от глаз человека.
Дверь вдруг резко распахнулась, заставив Бутча развернуться на месте в прыжке. Он уже был готов обороняться, но это оказалась всего лишь Кессиди, правда, встревоженная до предела.
— Убирайся! — резко выкрикнула она, ладонями выталкивая Бутча из ванной. — Пошел вон, мне нужно побыть одной!
Прежде, чем Бутч сумел хоть что-то сказать, его уже выпроводили из комнаты.
Глухо щелкнул замок.
Флетчер, совершенно ничего не понимающий, скрестил руки и вздохнул.
Вот что значит жить с женщиной — однажды тебя даже из собственной ванной комнаты выгонят.
***
Кессиди тошнило.
Две яркие полоски прыгали перед глазами, словно издеваясь, а живот скрутило какой-то мутной болью, только теперь стало понятно, что это вовсе не из-за съеденного накануне мексиканского ужина.
Кессиди закрыла глаза и откинулась на бортик в ванной, протянув ноги прямо по полу.
И что ей теперь делать?
Инстинктивным жестом, знание которого живет в каждой из женщин, она положила руку на живот, в котором пока еще не было заметно никаких изменений. Совершенно новое состояние, которого Кессиди не знала и к которому не была готова, вводило в ступор. В голове тут же появились страхи, о существовании которых Кессиди и не подозревала.
Разумеется, теперь о работе в подразделении «Хо-ох» можно забыть, по крайней мере на время. Захотят ли ее видеть на должности, когда она захочет вернуться? Да и сможет ли она снова вытворять те трюки, за которые ей ставили высшие оценки в команде Р, быть такой же ловкой, быстрой и сильной, как раньше?
Затем сразу же пришли мысли куда важнее.
Как отреагирует на эту новость Бутч? Не испугается ли того, что их отношения развиваются так стремительно? Может, он испугается и сбежит?
А вдруг она окажется ужасной матерью? Разрушит жизнь собственного ребенка так же, как Рина когда-то разрушила ее? Хватит ли ей терпения на бессонные ночи, детские болезни и капризы? Сможет ли сделать так, чтобы ребенок ее полюбил?
Кессиди подтянула к себе колени и обхватила их руками.
Какой, оказывается, простой была ее жизнь до этого момента! Живи, беги, сражайся — и делай все только ради себя единственной.
Теперь так не получится.
Взгляд ее упал на тонкий кожаный ремешок, обхватывавший запястье. Это был последний подарок от Акапаны, мальчика, который так привязался к ней, что мог бы пойти вслед на край света. Мальчика, которому так и не удастся никогда увидеть бескрайние моря и огромные города, закаты и рассветы…
Зато Кессиди знала, кому покажет все это.
Она тонко улыбнулась сквозь выступившие на глаза слезы. В ней все крепче становилась уверенность, что без вмешательства волшебного дерева, что росло в деревне, тут не обошлось. Не было никаких сомнений, что, реши Кессиди уточнить сроки, она рассчитала бы тот самый день, когда пришла в хижину к Бутчу после их встречи на площади.
Каждый из тех, кто вошел в пещеру, вынес из нее что-то новое, но, пожалуй, только Кессиди сделала это в настолько буквальном смысле.
Она чувствовала в себе жизнь — маленькую, теплую, искрящуюся, как самое естественное в мире волшебство.
Этот ребенок будет особенным.
Ободренная этим заключением, Кессиди поднялась на ноги и бросила еще один взгляд на две полоски в окошке теста.
Помнится, Акапана назвал Бутча Помой — сильным и воинственным? Что ж, пришло время узнать, не хлопнется ли «сильный и воинственный» в обморок от таких новостей.
Кессиди аккуратно вытерла выступившие слезы, шмыгнула носом и вышла из ванной.
Бутч обернулся, едва услышав открывающийся замок, и теперь смотрел на нее с немым вопросом. И, увидев его лицо, Кессиди едва не забыла, о чем хотела сказать.
— Твой глаз! Но как…
— Древо, — нетерпеливо отмахнулся Флетчер, — потом объясню. Что у тебя случилось?
Точно.
Новости, возможно, более невероятные, чем чудесное исцеление.
Кессиди набрала в грудь побольше воздуха и сжала кулаки, чтобы придать себе дополнительной уверенности, хотя у нее все равно защекотало в области солнечного сплетения от страха.
— Я беременна, — выпалила она и добавила, не дав Бутчу даже опомниться, — я назову его Грейсоном.
Бутч застыл, словно изваяние, в той же нелепой позе вполоборота. В какую-то секунду сердце у Кессиди ухнуло вниз, потому что пауза затягивалась, а реакции от Флетчера не было никакой. Но потом он вздрогнул, словно освобождаясь от наваждения, и развернулся к ней полностью.
— Почему ты думаешь, что это будет мальчик?
Кессиди выдохнула. Тон у Бутча был ровный, и на лице не дрогнул ни один мускул, но ей было прекрасно известно, что именно так напарник борется с самыми сильными, захлестывающими эмоциями.
Например, счастьем.
— Я знаю, — пожала она плечами, — это как, понимаешь, словно чувство… да просто знаю и все!
— Грейсон Флетчер… Грей, — произнес Бутч, словно взвешивая имя на языке, и растянул губы в широкой улыбке. — Мне нравится.