– Ты?..
– Ну, я так боялся, что и ее отвергнут, что решился на эксперимент. Мне было любопытно посмотреть, какую роль играет биография в принятии решений относительно рукописей неизвестных авторов. Поэтому я… М-м… Я решил все немного переиграть. Наверное, именно так можно назвать то, что я сделал. Я сказал им, что книгу написал кто-то другой.
– Что-то я теряю суть, – сказала я. – Если ты сказал, что не писал эту книгу, тогда кто?
– Ты.
Я засмеялась.
– Бессмыслица какая-то. Я?
– Да. Я написал сопроводительное письмо от твоего имени. Отметил, что мне только что исполнилось пятнадцать, что у меня родилась идея истории про Мэриголд, потому что моя мама погибла в автокатастрофе, когда я была совсем ребенком… И фото я тоже приложил. Твое.
Я смотрела на папу во все глаза.
– Фото, где ты в саду, – продолжил он. – Ты на нем поливаешь бархатцы[2]. Помнишь? Прошлым летом фотографировались.
Он решил, что, раз я молчу, то не помню, о каком конкретно фото идет речь. Он откатился на кресле обратно к столу и взял в руки рамку, стоявшую возле компьютера.
– Это одна из моих любимых фотокарточек. Ты на ней так похожа на маму.
Папа сунул мне в руки рамку, и мне ничего не оставалось, как посмотреть на фотографию. Я выглядела такой юной: из растрепанной косы выбиваются густые черные локоны, ясные голубые глаза без намека на тушь на ресницах, светлая кожа с грязным мазком на лбу. Мне тогда было четырнадцать, но я легко сошла бы за одиннадцати– или двенадцатилетнюю девочку.
– Но в это же в жизни никто не поверит, – сказала я, когда дар речи наконец вернулся. Я показала на фото под стеклом. – На этой фотографии я выгляжу просто ребенком!
– Ну, в общем, Тисл, в том-то и дело. Им определенно понравилась и фотография, и твой образ, и – что еще важнее – им понравилась твоя история.
– Но она не моя. Это твоя история.
– Ну, технически, да, слова написал я… – Папа пробежал пальцами по редеющим черным волосам с проседью. – Но идея-то была твоя, ты помнишь? Ты придумала потусторонний мир и портал…
– Пап, я написала историю на десять страниц. А ты – целую книгу.
– Но ты при этом была музой. Без тебя этой истории не было бы.
– Это не имеет значения, – возразила я. – И вообще, что это ты такое говоришь? Им понравилась книга? И я? Что это значит?
– Ну, я разослал рукопись две недели назад, и теперь за право издать твою историю борются пять агентов.
– Твою историю.
– Нет, нашу.
Папа впервые за весь разговор поднял на меня взгляд. Я подавила в себе еще одно дерзкое «Нет, твою!». Потому что, пусть он и выглядел нервным, во взгляде его читалась надежда. И даже душевный подъем.
Не припомню, когда я в последний раз видела на его лице такие эмоции.
– Тисл, я много об этом думал и… Я знаю, какого агента хотел бы выбрать. Кого мы должны выбрать, но только с твоего согласия.
– Согласия на что? На ложь? На притворство, что это я автор книги? Они посмотрят на меня и сразу все поймут.
– Я не уверен, что ты права, моя милая. Сейчас на рынке есть несколько авторов-подростков. Даже успешных. Их любят издатели, их любят читатели. Все у них как будто бы более подлинно. И куда органичнее для читателя, чем если бы ту же самую историю рассказал кто-то вроде меня – толстый детина пятидесяти с лишним лет, который пытается писать любовные истории в жанре фэнтези для девочек-подростков.
– Ты не толстый, – машинально отозвалась я.
Но ему на самом деле не надо было так налегать на фастфуд. В последнее время одежда сидела на нем тесно, как на барабане.
– Пухлый.
– Хорошо, но опять мимо сути. Если книга так им понравилась, тогда почему такое большое значение имеет, чье имя будет на обложке – твое или мое?
– Тисл, им в неделю поступает по сотне рукописей. А внимание они обращают всего на несколько. А эта… Бросилась им в глаза. Эта история. Но и автор тоже. Тут все в комплекте. Рекламные агенты с руками такую книжку вырвут.
Литературные агенты, издатели, теперь еще и рекламные агенты. Слишком много всего, слишком сложно все это переварить. Все это происходило в каких-то нескольких часах езды от нашего дома, в Нью-Йорке, но я там раньше никогда не была. Я вообще за пределы Пенсильвании едва выбиралась, разве что во время каникул, проведенных с семьей Лиама. Издание книжек могло с таким же успехом производиться где-нибудь на Луне, таким далеким это все казалось от нашего уютного мирка в Филадельфии. И все же я понимала достаточно, чтобы быть уверенной: так поступить невозможно.
– Нет, пап. Я не согласна. Сам же знаешь. Это… неправильно.
2
Игра слов. Бархатцы по-английски – marigolds. Так же зовут героиню серии книг «Лимонадные небеса».