Она осмотрела дамскую комнату, взгляд, скользя по предметам, отражался от зеркал. Отчаянно пытаясь… что она делала? Куда она могла пойти — спальня, наверху… ей придется… о Боже… Она не могла дышать. Она умрет здесь, прямо здесь и сейчас, из-за того, что горло сжалось в кулак.
Хэйверс… ее брат… ей нужно попасть к нему. Он же врач… Он придет и поможет ей — но тогда его день рождения будет испорчен. Испорчен… из-за нее. Все было испорчено из-за нее… Это ее вина… за все. Она заслужила это унижение… Спасибо, Боже, что родители давно умерли и не видели ее… такой…
Стошнит. Ее сейчас точно стошнит.
С трясущимися руками, на ватных ногах, она прошла к одной из туалетных комнат и закрылась изнутри. По дороге к туалету, она нащупала раковину и включила воду, чтобы ее всхлипы не были слышны, на случай, если кто-то войдет. Потом она рухнула на колени и склонилась над фарфоровой чашей.
Она задыхалась, ее выворачивало, горло боролось с рвотными позывами, но из него не выходило ничего, кроме воздуха. Пот сбегал со лба, подмышек и между грудей. Голова кружилась. С широко открытым ртом она сражалась за свое дыхание, думая что умирает, и никто не сможет ей помочь, что она испортила торжество брата, что она отвратительное существо, надоедливое, как пчела… пчелы в ее голове, жужжат и жалят… убивая… мысли как пчелы…
Марисса заплакала, и не от мысли, что умрет, а потому, что знала обратное.
Боже, приступы паники в последние несколько месяцев становились все жестче, бесплотный страх преследовал ее, его настойчивость не знала устали. И когда она теряла самообладание, чувства были резким и ужасающим открытием.
Прикрыв лицо руками, она хрипло зарыдала, слезы бежали по щекам и скрывались за жемчужинами и бриллиантами на шее. Она была так одинока. Заперта в красивом, роскошном, иллюзорном кошмаре, где бугимены носили смокинги и костюмы, а стервятники пикировали на крыльях из шелка и сатина, стремясь выклевать ей глаза.
Глубоко вдохнув, она пыталась восстановить дыхание. Спокойно… успокойся сейчас же. Ты в порядке. Ты уже проделывала это.
Спустя минуту она взглянула на туалет. Чаша была из чистого золота, поверхность воды пошла рябью от ее слез. Внезапно она подумала о твердой плитке под ее коленями. Корсет впивался в ребра. Кожа была липкой на ощупь.
Марисса подняла голову и оглянулась вокруг. Итак, что мы имеем. Она выбрала свою любимую частную уборную, декорированную узором Ландыши Фаберже. Подобрав юбку и сев на туалет, она оказалась окружена бледно-розовыми стенами, вручную разрисованными ярко-зелеными лепестками и маленькими белыми цветочками. Пол, столик и раковина были из розового мрамора, испещренного белыми и бледно-желтыми прожилками, а подсвечники были сделаны из золота.
Как мило. Действительно идеальный фон для приступа паники. Но потом паника прошла, не так ли? Как круто.
Марисса поднялась с пола, и, выключив кран, рухнула в маленькое кресло в углу. Платье устроилось вокруг нее, словно животное, растянувшееся после битвы.
Она посмотрела на себя в зеркало. Лицо покрылось пятнами, нос покраснел. Макияж был испорчен. Прическа в ужасном беспорядке.
Смотрите, вот какова она изнутри, не удивительно, что глимера презирала ее. Каким-то образом они узрели ее истинный облик.
Боже… может, поэтому Бутч не захотел ее…
О черт, нет. Думать о Бутче — последнее, что ей сейчас нужно. Все, что ей нужно — это выпрямиться, насколько это возможно, и стремглав кинуться в свою спальню. Скрываться было, бесспорно, ужасно, но она так и сделает.
Коснувшись волос, она услышала, как открылась дверь, в гостевую комнату проникла камерная музыка, а затем затихла с хлопком двери.
Прекрасно. Она попала в ловушку. Хотя, если вошла всего одна женщина, можно не беспокоиться, что придется подслушивать.
— Я не могу поверить, что залила всю шаль, Санима.
Окей, сейчас она была не просто трусихой, но и соглядатаем.
— Да почти незаметно, — ответила Санима. — Благодари Деву, что ты ушла прежде, чем заметили остальные. Пошли в ванную, попробуем отмыть.
Марисса попыталась сконцентрироваться. Не волнуйся о них, просто поправь прическу. Ради бога, сделай что-нибудь с тушью, а то ты похожа на енота.
Она схватила губку и бесшумно намочила, в то время как женщины прошли в маленькую комнатку. Очевидно, они оставили дверь открытой — их голоса были четко слышны.
— А что, если кто-нибудь заметил?
— Шшш… давай снимем шаль… о мой Бог. — Короткий смешок. — Твоя шея.
Голос девушки перешел в восторженный шепот.