— Это Марлас. С тех пор как мы поженились в прошлом месяце, он был…
Девушки рассмеялись.
— Он часто приходит к тебе в течение дня? — прошептала в восхищении Санима.
— О, даа. Когда он заявил, что хочет соединить наши комнаты, я не могла понять зачем. Теперь знаю. Он… ненасытен. И он… он хочет не просто питаться.
Губка замера под глазом Мариссы. Лишь однажды она чувствовала мужское желание на себе. Один поцелуй, всего лишь один… и она лелеяла это воспоминание. Она умрет девственницей, и, возможно, этот поцелуй, случившийся несколько месяцев назад, будет единственным сексуальным опытом в ее жизни.
Бутч О’Нил. Бутч поцеловал ее с… Прекрати!
Она продолжила вытирать другую половину лица.
— Это так изумительно, быть новобрачной. Однако, ты не должна никому показывать эти метки. Твоя кожа испорчена.
— Вот почему я устремилась сюда. А что если кто-нибудь сказал бы мне снять шаль, потому что я пролила на нее вино? — это было сказано с ужасом, приберегаемым для осуждения драк с поножовщиной.
Хотя, зная глимеру, Марисса могла понять желание избежать ее внимания.
Отбросив губку в сторону, она попыталась восстановить прическу… и прекратила игнорировать мысли о Бутче.
Боже, ей бы понравилась скрывать от глимеры метки укусов Бутча. Она бы хотела держать эту восхитительную тайну под своими изящными платьями, ее тело познало бы его чувственные ласки. И ей понравилось бы носить его связующий запах на своей коже, подчеркивая его, как это делают многие замужние женщины, выбирая идеально подходящий парфюм.
Но этому не суждено случиться. Для начала, люди не связываются, исходя из того, что она слышала. Даже если и связывались, Бутч О’Нил прошел мимо нее в последний раз, когда она его видела, что означало, она ему больше не интересна. Вероятно потому, что он слышал о ее неполноценности. Так как он был близок с Братством, то, несомненно, знал о ней все.
— Здесь кто-нибудь есть? — резко спросила Санима.
Марисса выругалась сквозь зубы и осознала, что сделала это вслух. Не обращая внимания на волосы и лицо, она открыла дверь. Когда она вышла, обе женщины потупили взгляд, что было подходящим поступком в данном случае, ведь прическа была в полном беспорядке. — Не беспокойтесь. Я ничего не скажу — прошептала она. Потому что секс никогда не обсуждался в общественном месте. Или даже в частном.
Девушки покорно сделали реверанс в молчании, дожидаясь пока Марисса выйдет.
Как только она вышла из комнаты отдыха, то почувствовала, что все смотрели куда-то по сторонам, избегая ее, особенно те одинокие мужчины, что курили сигары в углу зала.
Перед тем как повернуться спиной к балу, она уловила взгляд Хэйверса. Он кивнул и грустно улыбнулся, будто знал, что она не могла оставаться здесь ни секунды.
Дорогой брат, подумала она. Он всегда поддерживал меня, никогда не показывал, что стыдится моего положения. Она любила его за их родителей, но больше всего она обожала его за верность ей.
Бросив последний взгляд на глимеру во всем своем великолепии, она направилась в свою комнату. После быстрого душа она переоделась в простое длинное платье и туфли на низких каблуках, затем спустилась по задней лестнице особняка.
Нетронутая и нежеланная — все, на что она могла рассчитывать. Если это судьба, написанная Девой-Летописицей для нее, да будет так. Бывали жизни во много раз хуже, и нытье о том, чего ей не хватает, принимая во внимание то, что она уже имеет, было эгоистичным и утомительным.
Чего она не могла вынести, так это быть бесполезной. Слава Богу, что она имеет место в Совете Принцепсов, закрепленное за ней по праву кровной линии. Но был и другой способ оставить положительный след в мире.
Вводя код и отпирая стальную дверь, Марисса завидовала парам, танцующим в другой части особняка и, возможно, всегда будет. Но это была не ее судьба.
Она пойдет другой дорогой.
Глава 2
Бутч вышел из ЗироСам без пятнадцати четыре, и двинулся в направлении, противоположном припаркованному позади Эскалейду. Воздух… Господи, ему нужен свежий воздух.
Нью-Йорк находился на севере, и в середине марта до сих пор была зима. Ночь была чертовски холодной. Бутч шел по Торговой улице в одиночестве, дыхание белыми клубами скользило по его плечу. Одиночество и холод устраивали его: было слишком жарко и тесно, хоть он и оставил позади толпу народа в клубе.
Пока он шел, его ботинки от Феррагамо громко стучали по тротуару; соль с песком, насыпанные между грязными сугробами, скрипели под тяжестью его каблуков. Не смотря на то, что близился час закрытия, из баров на Торговой улице раздавалась приглушенная музыка.