Мы добираемся до моих покоев, я вхожу и, конечно, не держу занавеску открытой. Секундой позже я слышу свист позади себя и усмехаюсь про себя.
— Сядь, блядь, и ничего не трогай, — говорю я ему, указывая на угол со старыми тряпками. Мальчик кивает и идет прислониться спиной к стене, лицом к двери. Моя губа приподнимается в изумлении, прежде чем снова опускается.
Моя голова дергается, и я на мгновение начинаю чесать руку, прежде чем Итан входит, вальсируя. Он сразу замечает мальчика в углу и поднимает бровь на меня.
— Тебе уже недостаточно монахинь, брат? — Спрашивает он с намеком на улыбку. Я рычу на него и киваю головой в сторону двери. Он понимает намек и выходит на улицу.
— Не двигайся, черт возьми, — предупреждаю я мальчика, прежде чем выйти из комнаты. Итан стоит в пустой камере через две от моей. Никто не хочет быть рядом с дьяволом, поэтому я получаю большой двор. Его собственная камера находится несколько дальше, но все же одно из лучших мест в этой дыре. Несмотря на то, что у него нет официальной власти, все знают, что он мой номер два.
— Что?
Итан не двигается со своего места, наблюдая за ямой во дворе. У него странное выражение лица, и я не в настроении для этого.
— Что с мальчиком? — Он спрашивает снова, на этот раз без шутливого тона в голосе.
— Это, блядь, не имеет значения, — отвечаю я, угроза очевидна.
Я знаю, что он пришел не для гребаного социального визита, и я почти готов выпить в одиночестве. Сегодня я убил еще добрых трех или четырех человек, и у меня все еще есть ром из последней партии.
Или подождите, этот гребаный пацан там.
Черт!
— Коул убил еще одного, — говорит он мне, переводя взгляд на меня.
По крайней мере, это объясняет, почему они охотились за мальчиком.
— Кого?
— Тони, — говорит мне Итан со вздохом. — Так же как и других.
Я провожу рукой по лицу. Мне не нужно это дерьмо.
Я позволяю Коулу и его парням время от времени брать новую игрушку для секса, но иногда один из них решает, что им нужно немного больше, и находит случайного заключенного, хорошенько его потрепав. Другие заключенные уже жалуются мне на это. Учитывая здешние стандарты, тот факт, что это проблема, вероятно, о чем-то говорит. Они, блядь, воруют дерьмо, убивают людей и насилуют их. Я не могу этого допустить, но я также не могу убить их без гребаного восстания доброй трети заключенных.
— Что ты хочешь сделать, босс?
Он знает, что я ненавижу, когда он называет меня боссом. Черт.
Мы знаем друг друга с детства, выросли рядом друг с другом, но у него есть такая доброта, на которую я никогда не мог надеяться. Он убил много, это не имеет ничего общего с кровопролитием. Итану не хватает абсолютной склонности к насилию, которая, кажется, течет в моих венах.
— Я собираюсь выпить, черт возьми, — говорю я ему. — Скажи Эмилио и его парням, что я завтра приду поговорить с ними о Тони.
Итан кивает и уходит. Даже не задумываясь об этом, я достаю бритву и провожу ею вдоль руки, надавливая, но, не совсем повреждая кожу. Я чувствую, как шипение хочет вырваться на свободу, и на моем лбу выступает пот. Даже убийство тех людей ранее не уменьшило потребность. Некоторые дни бывают хуже других, и сегодняшний день один из самых плохих.
После моего первого убийства, наркомания, потребность в крови усилилась. Зло внутри меня, бушует, чтобы вырваться наружу. Я убиваю, потому что должен. Когда я убиваю и разрезаю плоть другого человека, это единственное, что приносит освобождение. Мои руки усеяны шрамами. Никто никогда не говорит об этом дерьме, не здесь.
Несмотря на то, что я здесь, я на самом деле довольно начитанн. В моих покоях есть небольшая библиотека в задней части, скрытая от дикарей, за исключением немногих избранных. Я много читал о зависимости, психических заболеваниях. Но понимание чего-то ничего не меняет. То, что я знаю, что у меня есть проблема, не означает, что у меня есть сила остановить ее. Это то, кем я сейчас являюсь.
Я не знаю, как долго я стою там, прижимая лезвие к своей коже, но когда я понимаю, что делаю, там, где я нажимал, остается только один глубокий порез. Я вытаскиваю бритву обратно и засовываю ее за пояс.
Пью.
Я возвращаюсь в свои покои и понимаю, что меня не было какое-то время. Пацан спит на полу на куче тряпья, и мне интересно, отключусь ли я снова. Это случалось несколько раз, когда потребность была особенно велика. Но это никогда не случалось в день, когда я убивал так много. Я стягиваю рубашку через голову, вытирая ею вспотевшее лицо, прежде чем швырнуть ее в другой угол. Ворча про себя, я пересекаю комнату и достаю ром. Я не трачу время. Откидывая крышку, я выпиваю последнюю четверть бутылки, прежде чем остановиться, чтобы перевести дух. Когда я заканчиваю, я разбиваю бутылку об угол, улыбаясь удовлетворительному грохоту. Я слышу, как мальчик садится, задыхаясь, позади меня.