— Если жертвоприношение вызывает у вас чувство вины, то это не моя проблема, потому что в моей душе царит мир. Будьте добры, из уважения ко мне примиритесь и вы!
Ничего не помогает. Даже наоборот — слёзы льются ещё обильнее.
— Ты потому примирилась с этим, — говорит отец, — что мы тебя так настроили. Это наша вина. Мы так страшно виноваты перед тобой!
Мираколина взглядывает на них и пожимает плечами.
— Тогда измените своё решение. Разорвите договор с Господом и не приносите меня в жертву.
Они смотрят на неё так, будто она только что преподнесла им чудесный дар — отсрочку от преисподней. Даже Маттео загорается надеждой.
— Да, мы так и поступим! — восклицает мать. — Мы ведь ещё не подписали ордер окончательно. Мы всё ещё можем передумать!
— Отлично, — роняет Мираколина. — Вы уверены, что хотите именно этого?
— Да, — отвечает отец. На лице его написано несказанное облегчение. — Да, мы уверены!
— Точно?
— Да.
— Прекрасно. Вы избавились от чувства вины. — Мираколина подхватывает свой чемоданчик. — Но независимо от вашего выбора я всё равно ухожу. Теперь я делаю свой выбор.
Затем она обнимает мать, отца и брата и уходит, не оглядываясь и даже не сказав «прощайте». Потому что прощание подразумевает конец, тогда как Мираколина Розелли больше всего в своей жизни хотела бы сейчас верить в то, что её жертва — это начало.
«Когда поведение Билли стало совершенно невыносимым и мы начали опасаться за собственную безопасность, оставался только один выход. Мы отослали его в заготовительный лагерь, чтобы наш сын смог обрести смысл жизни в распределённом состоянии. Но сейчас, когда возрастной ценз запрещает расплетение семнадцатилетних, у нас не было бы такой возможности. Как раз на прошлой неделе одна семнадцатилетняя девушка в нашем жилом районе напилась, разбила свою машину и убила двоих ни в чём не повинных людей. Вопрос: а если бы её родители могли послать свою дочь в заготовительный лагерь — может быть, несчастья бы и не произошло? Вот то-то же».
ГОЛОСУЙТЕ ЗА ПОПРАВКУ №46! Отмените Параграф-17! Возрастной ценз на расплетение должен быть повышен!
До лагеря «Лесистая Лощина» три часа езды. Фургончик просто роскошный — кожаные сиденья, из дорогих динамиков доносится поп-музыка. Водитель — мужчина с седой бородой и широкой улыбкой — старательно балагурит. Ни дать ни взять Санта-Клаус репетирует к Рождеству.
— Ну что, великий день настал? Волнуешься? — спрашивает Шофёр-Клаус, увозя Мираколину прочь от родного дома. — Вечеринка, небось, весёлая была?
— Да и нет, — отвечает она. — Волнуюсь, но вечеринки не было.
— О-о... Что ж так? Почему?
— Потому что десятине не пристало выставлять себя напоказ.
— О, — это всё что может сказать Шофёр-Клаус. Ответ Мираколины способен в корне задушить любое желание бездумно болтать. И очень хорошо. Она вовсе не собирается выкладывать этому человеку историю своей жизни, неважно, насколько он симпатичен и приятен.
— Там в баре — напитки, — сообщает водитель, — пей, сколько хочешь, — и оставляет её в покое.
Проходит двадцать минут, но вместо того, чтобы повернуть на интерстейт[8], они въезжают в другой жилой посёлок — обнесённый забором с воротами.
— Надо подобрать ещё одного десятину, — поясняет Шофёр-Клаус. — По вторникам много народу не бывает, так что это единственная остановка. Надеюсь, ты не возражаешь.
— Нисколько.
Они подруливают к дому, который по меньшей мере раза в три больше, чем жилище родителей Мираколины. На пороге в сопровождении всей семьи стоит мальчик в белых одеждах. Мираколина не смотрит, как он прощается с близкими, она отворачивается к другому окну: прощание — дело интимное. Наконец Шофёр-Клаус открывает дверцу и мальчик влезает в фургон. У него идеально подстриженные прямые тёмные волосы, ярко-синие глаза, а кожа белая, словно фарфоровая, как будто мальчика никогда не выпускали на солнце — наверно, хотели, чтобы в его великий день кожа у него была, как попка младенца.
— Привет, — говорит он застенчиво. Его белое одеяние — из сияющего атласа и отделано тончайшей золотой тесьмой. Да, родители этого мальчика не постояли за расходами. У Мираколины одежда из неотбелённого шёлка-сырца — чтобы её белизна не ослепляла и не притягивала излишнее внимание именно к костюму самому по себе. По сравнению с ней этот мальчик — ходячая неоновая реклама.
8
На случай, если кто подзабыл: так называют большое автомобильное шоссе, проходящее по территории нескольких штатов.